процессами, секрет этот остается еще не разгаданным до конца.
Из крупных отщепов жители Сучу путем нанесения точечной ретуши с одного-края изготовляли прочные скребки для выделки кожи, проколки для сверления отверстий в коже при сшивании частей одежды, другие мелкие изделия.
Но использовался не только широко известный кремень, а и другие породы камня, чаще сланцы (шифер), халцедон, нефрит. Более податливыми в обработке оказались сланцы: они мягки, прекрасно пилятся, слоятся, шлифуются. И, видимо, не напрасно древние амурчане крупные рубящие орудия — топоры, тесла, долота, ножи — выделывали именно из сланца, при этом уровень шлифовки они доводили до высшей степени.
Со временем мне неоднократно приходилось отмечать, что целые, хорошо сохранившиеся изделия из камня всегда вызывают много симпатий не только у специалистов, но и у случайных зрителей, забредших на раскопки.
Что же можно было говорить о нас, впервые увидевших целенький каменный топор, который посчастливилось извлечь Александру Новаку в тот момент, как только лопата громыхнула, коснувшись его поверхности.
К тому моменту, как возвратиться Алексею Павловичу с рекогносцировки острова, у каждого из нас на листке бумаги лежало несколько найденных при зачистке каменных изделий, но совершенно целого топора больше найти никому не удалось.
Алексей Павлович вернулся усталый, но радостный. Он, оказывается, успел осмотреть верхнюю часть острова и где-то среди зарослей дуба, берез и пышной травы отыскал целое поселение в несколько десятков ям-западин.
— Чем порадуете? — с доверительной улыбкой спросил он, выкладывая из кармана одну за другой находки — подъемный материал: фрагменты керамики, отщепы, галечник, обработанный сколами...
Он незамедлительно принялся осматривать собранное нами:
— Великолепно! Я смотрю, вы обнаружили прекрасный каменный инвентарь. Ну, а топор, я вам скажу, достоин восхищения, да к тому же еще и цел. А как сделан! Чудо!
Конечно, важность этой находки несомненна. И дело тут не в ее красоте, а в эффективности инструмента при работе. Древним жителям потребовалось время, чтобы они пришли к выводу: тщательно зашлифованный и доведенный полировкой до блеска топор значительно облегчает рубку дерева, ослабляя трение между разнородными поверхностями.
Нашли мы также тесла из камня, и я было принял их за миниатюрные топорики. В тот момент, когда Алексей Павлович их рассматривал, я спросил:
— Непонятно, зачем нужны эти мини-топорики, если ими практически невозможно срубить небольшое дерево?
— Видите ли, так уж принято их называть — не топорами, а теслами. Назначение тесла, думается, вам известно. Действительно, характер обработки, отчасти и внешняя форма сближают их с топорами, но небольшие размеры позволяют их все-таки отнести к теслам.
Если у рубящих орудий из камня нас поразила отличная шлифовка, то в наконечниках стрел восхитила техника выделки — нанесение едва заметной ретуши. Большая доля наконечников была представлена лишь обломками. А один, из полупрозрачного желто-кровавого халцедона, был настолько тончайше выделан, что, казалось, прикоснись рукой, и он тут же переломится. Конечно, такие хрупкие нежные наконечники не могли использоваться при охоте и имели, видимо, ритуальное назначение. Вообще все наконечники, судя по их незначительным размерам и весу, не могли применяться для охоты на крупных животных, были годны лишь для поражения мелкой живности.
Чтобы так виртуозно и мастерски выделывать орудия, непременным и первым условием должно было быть превосходное знание свойств камня. Ведь известно, что длительно вымоченный в воде кремень становится более «мягким», податливым и пластичным. Пластины с такого кремневого нуклеуса снимаются гораздо легче, равномернее.
Среди многочисленной и разнообразной керамики, которую нам удалось собрать, всего несколько небольших фрагментов с ярко-малиновой окраской вызвали, как мне подумалось, полный восторг у Алексея Павловича.
— Вот она! — подняв указательный палец, словно настораживая нас на что-то особенное, почти воскликнул он. — Давайте попытаемся эти фрагменты собрать в единое целое.
Но успеха эта затея не имела, хотя пара фрагментов сошлась своими изломами. Еще несколько минут Алексей Павлович смотрел завороженно на эти черепки, потом сказал:
— Обратите внимание на эти обрывки ленточных полос по малиново-красному фону черепка — это те самые кривые линии больших спиралей, напоминающие «арабески». Спираль на Амуре в прошлом была связана с религией и означает солнечного змея «мудура». Таким же спиральным орнаментом нивхи низовьев Амура украшали погребальные домики близнецов. Спиральный орнамент живет среди современных амурских народов до настоящего времени. Достаточно взглянуть на традиционную их одежду, и вы обнаружите эту спираль.
— Встречалась ли подобная керамика еще где-либо на Амуре? — спросил я.
— В селе Вознесенском, откуда мы посылали вам телеграмму, — начал Алексей Павлович, — в шестьдесят четвертом году Анатолием Пантелеевичем Деревянко был найден орнамент керамики с ярко- малиновой окраской и даже с маской-личиной. Имеются подобные находки керамики и в Тахте, около вертолетной площадки. На днях мы будем в Тахте и проведем разведочные раскопки.
Рассказом Алексея Павловича наслаждались мы недолго. Скоро лихорадочно зашумела кипень деревьев, встревоженная сильными порывами ветра. И вот уже по листве редкой, сбивающейся с ритма дробью застучали капли дождя. С дороги столбом, словно испарина, поднялась ржавая пыль. Мы с Александром быстро уложили находки и бросились в катер. Не успели разместиться на подвесных кроватях, как хлынул ливень с разрывающими ударами перекатистого грома. Золотыми трещинами молния яростно крошила на куски серо-синее небо.
Алексей Павлович присел на раскладной стульчик и, чуть ссутулившись, торопливо принялся делать записи в тетради с черным переплетом.
В кубрике воцарилось молчание. Постель сыграла свое злое дело. Спал, прикрыв газетой лицо, заросшее окладистой русой бородой, Роменский. Ниже ярусом легко посапывал Тимохин. Одоленный дремотной неразберихой, я тоже вскоре заснул, постепенно удаляясь в полузагадочный мир, где начиналась неясная, смутная жизнь человека каменного века.
Реальность мира исчезла с необыкновенной легкостью, и скоро я наблюдал другую жизнь, которая была теперь создана моим сонным воображением. Потухшие пять тысячелетий назад костры теперь ожили, и заплясали в них яркие свирепые языки жаркого пламени. Я сидел на нагретых от костра нарах в просторном жилище рыболовов — землянке, заполненной тусклым светом вздрагивающих жирников. Вдруг я увидел гибкую фигуру Ани. Словно воздушное изваяние, она медленно прошла к костру, подогрела над пламенем огромный бубен и, резко отвернувшись от огня, прикрыла бубном нежное лицо. Потом она подняла руки над головой, с силой ударила ладонью в бубен и, слегка вытягивая ноги, пошла вокруг очага. Землянка до отказа наполнилась глухими ритмичными ударами бубна. Когда она в танце удалялась от костра, ее лицо, освещенное пламенем, становилось багровым. Постепенно движения Ани ускорились. Полы тщательно выделанного из рыбьей кожи халата, отороченные мехом горностая, распахнулись. Под ритм ритуально- разгульного танца вздрагивали ее груди, на запястье метался полированный нефритовый браслет. Но вот удары бубна начали стихать и она сбавила темп замысловатого танца, остановилась, вяло обронив бубен на земляной пол.
— Подъем! Дождь утих... — тормошил меня Александр Новак.
Мы высыпали на палубу. Дождь прекратился и по высвеженному ясному небу плелись куда-то на север редкие низкие облака. Воздух, насыщенный влагой и озоном, щекотал ноздри. Резко пахла свежим огурцом медуница. Из цветущих зарослей таволги неслось радостное пение.
— Находки надо бы завернуть и сделать надписи, — заметил Алексей Павлович. — Подождем, пока подсохнет, и продолжим раскопки.
С Александром мы нарезали стопку плотной почтовой бумаги и принялись заворачивать находки по методике, показанной Тимохиным, помечая упаковку надписью: «ДВ. Н. Амур. Сучу».
