Собрание сочинений

Вельможи твердыми и мудрыми речами [65].

Песн. XI, ст. 227–236.

Представления одного или нескольких рыцарей, побивающих целое войско, принадлежат к нелепым сказкам времен рыцарских. Хераскову мало казалось, что четыре рыцаря обратили в бегство полки россиян, он заставляет еще подкрепить бегущих: бога 'своею волею', царя 'добрыми очами' (!!), а вельмож — 'мудрыми речами'!!!

Мироед, сражаясь с Курбским, получил смертельную <рану>. Рамида, стоя на городской стене

       И видя во крови Мироеда, воздохнула:
       К Мироеду паче всех она была склонна;
       Забыла, что сама в чело поражена,
       Мгновенно в сердце к ней Мироедов стон преходит
       И в духе жалость, гнев, отмщенье производит:
       Бежит и встрешного мечом своим сечет;
       На копья, на мечи Рамиду страсть влечет.

Песн. XI, ст. 204–210.

Вот как описывает Херасков смерть одного из своих героев:

       Щитом себя Мироед закрыть не ускорил,
       Взревел, и тылом он хребет коня покрыл.

Песн. XI, ст. 201 и 202.

И невольник, надевши присланную Алею от Сумбеки одежду,

      …пал, взревел и дух свой испустил.

Буря разбила суда с воинскими снарядами, Иоанн с твердостию духа

       Вещал: погибло все, осталась храбрость нам!
       На храбрость, воины, надежду возложите
       И грудью грады брать искусство покажите.

Воины отвечали:

       Мы грудью град возьмем!

Что ж, вы думаете, они сделали? бросились на приступ? Совсем напротив:

И с шумом как орлы ко стану потекли[66].

Письмо мое сделалось бы слишком длинным, если бы я захотел вычислять все худые места в 'Россияде'. Справедливость требует также упомянуть о прекрасном описании царства Зимы в XII песни. Жаль только, что ее пребывание назначено на Кавказе, гораздо правдоподобнее и лучше было бы сделать ее царством Уральские горы и Ледовитое море. Может быть, стих:

       Там зримы кажутся вещаемы слова

есть один из превосходнейших стихов, какие только когда-либо производили отличнейшие гении стихотворства.

Из всех фигур уподобление или сравнение чаще употребляется эпическими стихотворцами: оно делает предмет ясным и более его живописует. Вы знаете прекрасное Луканово уподобление Помпея древнему дубу, который держится на земли уже не корнями, но одною своею тяжестию:

       Qualis frugifero quercus sublimis in agro
       Exuvias veteres populi sacrataque gestans
       Dona ducum nee jam validis radicibus haerens
       Pondere fixa sua est; nudosque per aera ramos
       Effundens, trunco, non frondibus, efficit umbram
       At quamvis primo nutet casura sub Evro,
       Et circum sylvae firmo suo robore tollant,
       Sola tamen collitur {*}.
       {* Дуб величавый таков посреди полей плодоносных
       Весь под дарами вождей, под добычею древней народа:
       Уж не впивается он корнями могучими в землю,
       Держится весом своим и, голые ветви подъемля,
       Тень от нагого ствола, не от листьев зеленых кидает;
       Хоть и грозит он упасть, пошатнувшись от первого ветра,
       Хоть возвышаются вкруг леса в своей силе цветущей,
       Только ему весь почет (лат.). — Перевод Л. Е. Остроумова9.}

Я не нашел в 'Россияде' ни одного истинно пиитического сравнения. Герои ее или действия их уподобляются предметам самым обыкновенным, низким, а иногда даже ничего не значащим, наприм<ер>:

Главу единому как шар он (Озмар) разрубил [67].

Казанцы:

Как волки наших сил в средину ворвались[68].