посылало с такой легкостью людей на смерть. Языческие и христианские боги никогда не пользовались такой абсо-
лютной властью над покоренными ими душами. Основатели религиозных или политических верований только пото-
му могли достигнуть цели, что умели внушить толпе чувство фанатизма, заставляющее человека находить счастье в
обожании и подчинении и с готовностью жертвовать своей жизнью для своего идола. Так было во все времена. В
своей прекрасной книге о римской Галлии Фюстель де Куланж указывает, что римская империя держалась не силой, а чувством религиозного восхищения, которое она внушала. «Это был бы беспримерный случай в истории, — гово-
рит он не без основания, — когда режим, ненавидимый народом, держался целых пять веков... Нельзя было бы объ-
яснить себе, как тридцать легионов империи могли принуждать к послушанию стомиллионный народ. Если же эти
миллионы людей повиновались, то потому лишь, что император, олицетворявший в их глазах римское величие, поль-
зовался обожанием с общего согласия, подобно божеству. В самой маленькой деревушке империи императору воз-
двигались алтари. В душе народа, от одного края империи до другого, народилась новая религия, в которой божест-
вами были императоры. За несколько лет до христианской эры вся Галлия, составляющая шестьдесят городов, воз-
двигла сообща храм Августу близ Лиона... Священники, выбранные собранием галльских городов, были первыми
лицами в стране... Нельзя приписывать все это чувству страха и раболепству. Целые народы раболепны быть не мо-
гут или, во всяком случае, не могут раболепствовать в течение трех веков. Императора обожали не царедворцы, а
Рим, и не только Рим, а вся Галлия, Испания, Греция и Азия».
В настоящее время великим завоевателям душ не строят больше алтарей, но зато им воздвигают статуи, и культ, ока-
зываемый им теперь, не отличается заметным образом от того, который им оказывали в прежние времена. Философия
истории становится нам понятной лишь тогда, когда мы вполне усвоим себе основные пункты психологии толпы, ука-
зывающие, что для толпы надо быть богом или ничем.
Не следует думать, что эти предрассудки прошлых веков окончательно изгнаны рассудком. В своей вечной борьбе
против разума чувство никогда не бывало побежденным. Толпа не хочет более слышать слов «божество» и «рели-
гия», во имя которых она так долго порабощалась, но никогда еще она не обладала таким множеством фетишей, как в
последние сто лет, и никогда не воздвигала столько алтарей и памятников своим старым божествам. Изучавшие на-
родное движение последних лет, известное под именем буланжизма1, должны были убедиться, с какой легкостью
возрождаются религиозные инстинкты толпы. Не было ни одной деревенской гостиницы, в которой не имелось бы
