крестовых походов это были тамплиеры и госпитальеры, а в войнах Империи – швабы, которые после сражения при Унструте в 1075 г. стали требовать для себя «первое место в
бою» (primatus pugnae). В речах, с которыми короли и военачальники время от времени
обращались к войскам накануне решающих сражений, говорилось не об индивидуальной
доблести как залоге будущей победы, а об общем успехе всей армии или всего народа. В
«Споре герольдов Франции и Англии» оба участника стремятся по-своему доказать
доблесть англичан и французов вообще[629]. Временная солидарность также могла быть
обеспечена клятвой, обетом, а иногда люди связывали себя физически (веревкой или
цепью)[630]. В силу этого чувства солидарности военный кодекс швейцарцев не позволял
властям или командующему наказывать провинившегося солдата, но обязывал каждого
убить стоящего рядом товарища, если тот намеревался бежать или сеял панику[631]. Во
Флоренции в XIV в. всему военному отряду, одержавшему победу, полагалось двойное
месячное жалованье[632]. Иными словами, дух корпоративности был столь же частым
стимулом для подъема боеспособности войск, как и дух индивидуального соревнования и
соперничества[633].
3. МЕРА РИСКА
Очевидно, что с исторической точки зрения понятие «мужество» связано с понятием
«риск», меру которого нужно установить, но источники позволяют сделать это только с
XII в. и очень приблизительно. Профессиональные военные стремились максимально
обезопасить себя и по возможности – даже за счет боеспособности – снизить риск смерти
для себя, а нередко и для коня. «Отдать себя на волю смерти иль пленения», «отдать себя
и жизнь на волю судьбы», но без всякой страсти к самопожертвованию; понятие
жертвенности, абсолютной самоотверженности кажется чуждым средневековой
ментальности. В результате – постоянное совершенствование доспеха, воинского, а в
некоторые времена и конного; с этим связано и распространение куртуазного воинского
кодекса, требовавшего щадить побежденных, но позволявшего брать их в плен и
требовать выкупа. Хотя практика выкупов известна с раннего Средневековья, кажется, что
она стала всеобщей и вошла в обычные правила войны благодаря тому, что, с одной
стороны, христианские ценности проникли в военную среду, а с другой – на войне стали
часто сталкиваться одни и те же люди, которые могли быть знакомы, могли вспомнить, узнать друг друга, сознавая схожесть своего положения и переменчивость неудач и
успехов, что ясно прослеживается у Фруассара или в жизнеописании Байара.
Приемы ведения «куртуазной» войны носили не только теоретический характер; неопровержимые свидетельства доказывают, что они использовались на деле. После
убийства графа Карла Доброго в 1127 г. во всем графстве Фландрия война свирепствовала
более года. В целом в ней участвовали около тысячи рыцарей. Подробный, день за днем, рассказ Гальберта Брюггского, сообщает всего о семи погибших, из которых пятеро
знатные, или рыцари: один был убит преследующим его противником; другие стали
жертвами несчастных случаев: падения с лошади или со стены, в результате обвала
потолка, а последний умер от слишком большого усердия, когда дул в рог[634]. В 1119 г. в
битве при Бремюле участвовали 900 рыцарей, и Ордерик Виталий писал о ней: «Я узнал, что было лишь трое убивших; они ведь были закованы в железо и щадили друг друга как
из страха Божьего, так и из чувства братства по оружию (notitia contubernii), и поэтому
при преследовании старались не убивать, а брали в плен. И действительно, этим рыцарям
как христианам не подобает пятнать себя кровью своих братьев и надлежит гордиться
правой победой, ниспосланной Господом, в войне за Святую Церковь и спокойствие
верующих»[635].
Отметим также, что наиболее привычные «лики войны», в том числе и осадной, были не столь устрашающими, если только не случались эпидемии, что бывало не всегда, и если победители, более по политическим соображениям, нежели военным, не
принимали решения перебить весь сдавшийся гарнизон.
В конце концов война довольно быстро перестанет быть «куртуазной». В войне с
неверными в Испании или Святой земле сражения обычно заканчивались повальным
избиением побежденных даже высокого ранга. На самом Западе в многочисленных битвах
