оружием в войнах между христианами. Этот запрет, на который в «Декрете» Грациана нет
и намека, был в «Декреталиях» Григория IX. Конечно, как уже было сказано, он получил
лишь временное и ограниченное применение. И если Пьерле Шантр (ок. 1200 г.) допускал
использование лука и арбалета против неверных, язычников, катаров, а также в
справедливых войнах, то Ричард Английский, Раймунд де Пеньяфорт и Жан де Дье
придерживались запрета, введенного II Латеранским собором. Примечательно, однако, что ни усовершенствование метательной артиллерии, ни появление огнестрельной
артиллерии не вызвали со стороны Церкви подобного осуждения[700]. Возможно, что в
конечном счете II Латеранский собор имел в виду не столько вид оружия, сколько тип
воина. Это те профессиональные военные, о которых Пьер ле Шантр сказал, что их
ремесло относится к неизбежно пагубным для души, поскольку они получают жалованье
за убиение невинных.
Наконец, движение за мир благоприятствовало формированию и распространению
рыцарского идеала. Церковь действительно стремилась использовать рыцарей и вовлечь
их в борьбу с насилием, одновременно противодействуя их воинственности. Она
несколько раз провозглашала создание «рыцарства мира», пользующегося, как и
крестоносцы, привилегией иммунитета.
Одно из первых свидетельств отношения Церкви к тому, что станет позднее
рыцарским призванием, содержится в «Житии» св. Геральда Орильякского, написанном
около 930 г. св. Одоном, аббатом Клюни. Впервые, как замечает Жорж Дюби, здесь
показано, что знатный, властный человек может достичь святости, стать «воином
Христовым» (miles Christi), не отвергая оружия (но и не проливая крови)[701]. Военная
служба как особая функция одного из сословий общества приобретала духовную ценность
и становилась спасительной. Отныне появилось законное
около 1082 г. писал, что «военные могут быть людьми праведными». Немного позднее
Бонизон Сутрийский посвятил отдельную главу своей «Книги о христианской жизни»
(Liber de vita Christiana) обязанностям рыцарей: они должны даже с риском для жизни
хранить верность своему сеньору, защищая его, воздерживаться от грабежей, преследовать еретиков и схизматиков, защищать бедных, вдов и сирот, не нарушать
данной клятвы. Затем светские или ученые литературные сочинения (от героических
песней до «Поликратикона» (Policraticon) Иоанна Солсберийского) стали
популяризировать рыцарский идеал, в чем-то уточняя его, и в середине XII в. он получил
свое классическое определение[702]. В дальнейшем этот идеал будет развиваться в том же
направлении, о чем свидетельствует перечень 31 греха или порока рыцарей, который в
начале XIV в. составил Альварес Пелайо в книге «О плаче Церкви» (De planctu Ecclesie): 1) рыцари обычно живут грабежом, особенно в Галисии; 2) они часто воюют против своей
отчизны и своих сеньоров, коим обязаны служить; 3) они участвуют в несправедливых
войнах; 4) они сражаются на турнирах, особенно во Франции; 5) они в любое время
готовы вызвать на поединок или принять вызов; 6) получая плату, они не служат или
приходят на службу с меньшим количеством лошадей, чем нужно; 7) они считают себя
рыцарями, еще не став ими; 8) будучи посвященными в рыцари и поучаствовав в войнах, они вступают в духовные ордены; 9) они сражаются не за Бога и общественное дело, а
ради добычи и умножения своих богатств; 10) многие, особенно в Ломбардии, Тоскане и
Патримонии св. Петра, посвящаются в рыцари родственниками или друзьями, а не
императором, королями или князьями; 11) они часто дезертируют во время справедливых
войн, бросая своих сеньоров на произвол судьбы и становясь виновными в оскорблении
его величества; 12) они унижают себя, принимая административные должности; 13) они
клятвопреступники, поскольку обычно не верны присяге, данной в том, чтобы презирать
смерть ради спасения общественного дела; 14) они покидают государственную службу, не
имея на то разрешения, а получив его и живя дома, желают и рыцарскими привилегиями
пользоваться, и жалованье получать; 15) некоторые вновь становятся рыцарями после
