возвращена, вновь обретена верными Кресту. Эта война, следовательно, ведется не по
одной лишь воле людей, вопрошающих свой разум, законна она или нет, а по прямому
волеизъявлению Господа (отсюда клич: «Так хочет Бог»), непосредственно
вдохновляющему души христиан.
Со второй половины XII в. к прежним добавилось и еще одно оправдание крестовых
походов: поскольку сарацины захватили земли, некогда составлявшие часть Римской
империи, то Церковь как наследница этой Империи имеет законные основания вернуть
себе то, что было у нее силой отнято. Поэтому в XIII в. Гостензий дал справедливой
войне, которую христиане вели против неверных, название «римская война» (bellum romanum)[711]. Более того, христиане имели право покарать народ Ислама, который они
считали «нацией в высшей степени виновной» (summa culpabilis)[712].
Наконец, войны против неверных вызвали и некоторые сомнения, скорей скрытые, чем явные, у знатоков канонического права и теологов. Так, Гугуччо (ок. 1140-1210 гг.) допускал, что у сарацинов есть некоторые права на занятые ими земли; если он сохранял
за папством монополию на крестовые походы, то не только ради возвеличения
наследников св. Петра, но и для того, чтобы не позволить любой светской власти
объявлять войну, которая почиталась бы священной; кроме того, по его мнению, крестовый поход должен был ограничиваться землями Иерусалима и не затрагивать
другие земли Римской империи, захваченные Исламом. Поэтому в следующем столетии
Иннокентий IV, занимавший ту же позицию, проявил мало энтузиазма по поводу
крестового похода Людовика IX в Египет. Гугуччо, в котором можно видеть самого
большого знатока канонического права в Средние века, отрицал право христиан воевать с
сарацинами только потому, что они – неверные, и даже ради их обращения. Но
Иннокентий IV, как и Гостензий, с большей легкостью оправдывал борьбу с еретиками –
дело веры, дело мира, дело Христа (negotium fidei, negotium pacis, negotium Christi), –
которую стали называть «крестом по сю сторону моря» (crux cismarina) в
противоположность понятию «креста по ту сторону моря» (crux transmarina), поскольку
еретики сознательно отринули истинную веру и их прозелитизм представлял великую
опасность для христианских душ.
3. ВОЙНА И СХОЛАСТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ
Схоластическая доктрина о войне зародилась в первой половине XII в. вместе с
возрождением римского права юристами Болоньи и изданием «Декрета» Грациана (ок.
1140 г.). Во второй половине XII в. знатоки канонического права занялись
комментированием «Декрета», а затем, в XIII в., появились и экзегеты папских
«Декреталий». Одновременно схоластическая теология вводила свои собственные методы
рассуждения. В XIV и XV вв. каноническое учение о войне получило широкое
распространение, и доктора гражданского права старались приспособить свои
умозаключения и выводы к складывающейся военно-политической ситуации. Несмотря
на большее или меньшее расхождение мнений, подходов, схоластическое осмысление
войны можно, кажется, охарактеризовать как некую органичную, связанную систему.
Определения войны
Определения войны, прежде всего, имели в виду ее отличия от других форм насилия, таких, как драка, мятеж, осуществление судебных полномочий, когда иначе вставал
вопрос о дозволенности. Св. Фома Аквинский говорил: «Собственно война ведется против
внешних врагов, когда одно множество людей борется с другим; в драке борются один на
один или одно небольшое число людей с другим; мятеж же противопоставляет друг другу
членов одной и той же группы людей, как, например, восстание одной части горожан
против другой»[713]. В силу такого определения статуса войны не могли иметь ни войны
гражданские, или социальные, ни родственные усобицы, ни вооруженные действия
человека или группы с целью навредить, защититься или отомстить. Подобным же
образом, если какая-либо власть применяла силу, чтобы заставить уважать свои решения, она не вела настоящую войну, а противящиеся ей не рассматривались как враги (hostes).
Наконец, борьба с тираном, тираноубийство относились к другой категории, где были
