— Ты хочешь сказать, что они неприязненно относятся и к тебе?
Мне было трудно в это поверить, ведь Кевин так дружелюбен. Я сразу же решила, что он просто пытается успокоить меня. А потом вспомнила вечер, когда мы с ним были на танцах. Там тоже нас приняли прохладно. Тогда я подумала, что это все из-за статьи. Но теперь, оглядываясь назад, чувствовала, что мое объяснение не вполне удовлетворительно. Если все дело и тогда было во мне, почему же бармен на танцах был так подчеркнуто груб именно с Кевином?
Мы молчали до тех пор, пока нам не подали суп. Когда официантка ушла, Кевин вновь улыбнулся мне:
— Пусть тебя это не задевает, Дженни. Я уже сказал, что привык к такому отношению. Признаюсь тебе, их враждебность направлена главным образом на меня, а вовсе не на тебя.
— Но почему?
— Потому что я работаю на Сару.
Я не могла поверить своим ушам.
— Ты хочешь сказать, что ей приходится проглатывать еще и это?
— Да. Ко мне у них такое же примерно отношение, как и к ней. Мы в Балликейвене котируемся весьма невысоко.
Я вспомнила о том, что за все время моего пребывания на ферме Сара ни разу не появилась в городе. Теперь это уже не казалось удивительным.
— Господи, ну почему же она не уедет отсюда?!
— Разве я тебе не говорил почему?
— Но это же бессмысленно! Пусть она продаст это хозяйство и купит ферму в другой части страны.
Кевин хохотнул.
— Что?! И наплюет на ни с чем не сравнимое ощущение триумфа, которое ее ожидает здесь? А ведь именно ради этого она и живет все последние годы. Только ради него. Она живет в ожидании дня, когда ферма О'Мара вновь займет свое достойное место на карте нашей округи.
— Какая она все-таки странная женщина! Я думаю, что, если это случится, местное население невзлюбит ее еще больше.
— А вот и нет. Тогда с ней будут считаться.
— Тебе, наверное, очень трудно жить в обстановке такой неприязни к себе.
— Нет, меня это не волнует. Я никогда не относился к категории людей, которые беспокоятся о том, что о них говорят другие.
Я поежилась:
— В этом городе бродит какой-то зловещий дух, Кевин. С трудом верится, что в наше время возможна ситуация, когда весь город объявляет бойкот двум людям. Значит, ты виноват лишь в том, что работаешь на Сару?
— Дело даже не столько в этом. Я для них «чужак». Я ирландец, но не отсюда. Тут много своих безработных, которые с радостью заняли бы мое место. Народу обидно, что места перехватывают заезжие птицы вроде меня.
— Тебе здесь страшно одиноко.
— Вовсе нет. Мне нравится собственное общество, и эти гримасы местных жителей не заставят меня сняться с места.
— Я лично не смогла бы жить там, где все относятся ко мне с такой холодностью.
— Да, не смогла бы. Кстати, отчасти и поэтому я предлагаю тебе вернуться домой. Вы с Сарой слишком разные. Ты очень чувствительна к общественному мнению, а Сару этим не пробьешь. Повторяю, Дженни: уезжай, пока тебя не обидели здесь еще больше.
Его забота обо мне была трогательна.
— Знаешь, Кевин, ты ведь единственный человек, который поверил мне насчет Рейчел. Интересно почему?
— Просто мне кажется, что тебе незачем было придумывать всю эту историю. И потом, ты говорила так убежденно.
Не думаю, что ты поверил мне только из-за этого, Кевин.
— Интересно, какие же еще были основания для того, чтобы верить тебе?
— Ты был напуган. Я это видела.
— Верно. Мы все были напуганы.
— Нет, Кевин. Сара и Джеф были потрясены и расстроены только тем, что я настаивала, что видела Рейчел. И они не были испуганы. А ты поверил. И ты испугался, что она может не остановиться на этом и попробовать добиться своего в следующий раз.
— Возможно, это потому, что она всегда казалась мне жестокой и неуравновешенной девушкой.
Я рассмеялась:
— Это еще мягко сказано! Ты знаешь ее лучше, но молчишь об этом, не так ли?
— Нет, Дженни. Просто я рассуждаю здраво. Если она оставила тебя умирать в тот вечер, то такой человек способен на многое.
Я поняла, что в его словах действительно есть логика. Во всяком случае, стало ясно, что он не станет делиться со мной тем, что знает.
— Ты все еще напуган?
— Нет. Теперь уже нет. Ты ведь с Джефом Лангтоном покончила и собираешься уехать из Балликейвена. Надеюсь, ты не передумаешь, Дженни?
И снова я почувствовала, как нотка страха закралась в его голос при последних словах. Нет, я уверена, ему и в самом деле есть что от меня скрывать.
Поев, мы сразу ушли. Находиться там было тягостно. Когда мы проезжали мимо «Юной русалки», я увидела Джефа, который заруливал на подъездную дорожку. Он не заметил нас. У меня пересохло в горле и в глазах стали накапливаться слезы.
Кевин коснулся моей руки:
— Ничего, как только уедешь, сразу забудешь.
Когда я на следующее утро спустилась к завтраку, Сара была на дворе и кормила кур.
Зазвонил телефон, я сняла трубку.
— Это ты, Дженни?
У меня зачастил пульс. Я не верила своим ушам. С трудом сдерживая радость, я ответила спокойно:
— Слушаю.
— Дженни, ты хочешь уехать, даже не повидавшись? Так нельзя. Я не могу этого допустить.
— Я рада, что ты позвонил, Джеф. Я чувствую себя такой несчастной.
— Правда? — Я расслышала в его голосе недоумение. Он добавил: — Но я звонил вчера утром и вечером. Сара сказала, что ты не хочешь со мной говорить.
— Она даже не передала мне, что ты звонил. Во всяком случае, она отвечала тебе по своей собственной инициативе. — Я сделала паузу и задумалась, потом быстро добавила: — Впрочем, я понимаю, почему она так отвечала тебе… По моему виду она решила, что я действительно не хочу говорить с тобой.
— Можно мне приехать и повидаться с тобой?
— Нет, Джеф, приезжать не надо. Давай лучше встретимся в городе.
Сама не знаю почему, я не хотела, чтобы его видела Сара. Сначала лучше мне одной увидеться и поговорить с ним.
— Хорошо. Как насчет того, чтобы тебе появиться в «Русалке»?
— Так и сделаем. Минут через сорок я буду там.
Только я положила трубку, как сразу почувствовала, что во мне закипает злость на Сару из-за того, что та ни словом не упомянула о звонках Джефа. Впрочем, чуть поразмыслив, я решила, что не совсем справедлива по отношению к ней. Вчера у меня действительно вид был не из лучших.
