Кубинцы не подозревали о планах отца. Пришло время поделиться замыслом с Фиделем Кастро, принять решение и приступить к проведению операции. Или… отложить ее, если кубинцам придется не по нраву размещение на их острове ракетно-ядерного оружия. На «или» отец не рассчитывал, он был убежден, что в Гаване с одобрением воспримут его предложение, направленное на обеспечение их безопасности. Ради них наша страна шла на риск.
В понедельник 28 мая советская делегация на самолете Ту-114 вылетела на Кубу, но не по кратчайшему северному маршруту, пролегавшему вдоль побережья Канады и США, а через Африку, с посадкой в столице дружественной нам республики Гвинея Конакри. Миссию удалось сохранить в тайне.
Главой определили Шарафа Рашидова, первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана. Ему поручили вести политические переговоры. Почему-то считалось, что с освобождающимися народами, с их руководителями лучше найдут язык представители наших окраинных республик.
Военную часть делегации, имевшую свои собственные инструкции, представлял маршал Сергей Семенович Бирюзов, сменивший в апреле Москаленко в командовании ракетными войсками. Отец его знал еще со Сталинграда. Там он командовал штабом в армии Малиновского. Бирюзов слыл человеком обстоятельным, сдержанным, слов на ветер не бросал. Прибавила ему авторитета и история с Пауэрсом. Конечно, сбил У-2 не маршал, но, по мнению отца, организовать систему обороны так, чтобы противник не прошел, — заслуга высшего командования. В те годы Бирюзов относился к военачальникам, пользующимся наибольшим уважением и доверием отца.
По заведенному в таких случаях правилу, военных закамуфлировали, переодели в гражданское, выдали паспорта на другие фамилии. Маршала Бирюзова перекрестили в инженера Петрова. В помощь себе он взял двух генералов — Ушакова и Агеева. В их задачу входило провести рекогносцировку на местности, а главное, найти способ замаскировать ракеты, укрыть их от любопытных взглядов не только с воздуха, но и с земли. Летевшие на Кубу посланцы не имели при себе никаких документов, связанных с операцией, — мало ли что может случиться. Ввиду особой секретности им запретили сноситься с Москвой по обсуждаемым вопросам по радио, даже шифром.
Еще один член делегации — Александр Иванович Алексеев, расторопный журналист из КГБ, который в силу своих профессиональных обязанностей и благодаря личным качествам оказался первым советским человеком, побывавшим на Кубе после победы революции. В глазах отца, и не только его, он давно прослыл наиболее компетентным человеком в вопросах взаимоотношений с Кубой.
1 октября 1959 года он прибыл в Гавану в качестве корреспондента ТАСС и тут же развил кипучую деятельность. Уже 12 октября Алексеев повстречался с Че Геварой, 15-го — с Фиделем Кастро. В феврале 1960 года он организовал советскую торгово-промышленную выставку. Обо всем увиденном Алексеев, помимо скупых корреспонденции ТАСС, направлял обстоятельные служебные донесения в Москву. Они-то в значительной степени и сформировали в голове отца образ кубинских руководителей-революционеров, с которыми у Алексеева сложились дружеские отношения. Некоторые шероховатости возникли после установления дипломатических отношений. Источником их стал вновь назначенный Чрезвычайный и Полномочный посол Сергей Михайлович Кудрявцев. Он повел себя как предписано протоколом, держался официально, соблюдал дистанцию. Общий язык с кубинскими руководителями не нашел.
Братья Кастро, Че Гевара по-прежнему со своими проблемами обращались к Алексееву, переквалифицировавшемуся к тому времени из журналиста в советника советского посольства в Гаване. Его шифровки ложились прямо на стол отца, рядом с донесениями посла. Они шли по каналам КГБ. Им отводилась папка иного цвета. Отец все больше отдавал предпочтение Алексееву, отмечал его хватку, аналитический ум. Главное, он обеспечивал надежную связь с руководством республики.
В посольстве возникло двоевластие. Официальные бумаги, чинно следовавшие через посла, нередко оставлялись Фиделем без внимания. Он знал — важное сообщение придет через Алексеева. Так же действовала связь и в обратном направлении.
Кудрявцев сам определил свою судьбу. В начале апреля отец рассказал, что наш посол на Кубе потребовал для себя вооруженную охрану. Операция «Мангуст» набирала силу, в Гаване становилось неспокойно — то прогремит взрыв, то раздастся пулеметная очередь. Отец возмущался: «Что скажут кубинцы? Они борются, сражаются с врагами, а посол социалистической державы отсиживается, забаррикадировавшись в здании посольства!»
Тут он припомнил все: и пассивность, и неспособность установить прямые контакты с Фиделем Кастро, и бюрократизм. Не мешкая, Президиум ЦК принял решение произвести перестановку кадров в соответствии со сложившейся обстановкой — Алексеева назначить послом, а Кудрявцева переместить в более безопасное место, отозвать в Москву.
По телеграмме Громыко Алексеев в мае прибыл в Москву. Отец хотел с ним посоветоваться о положении на Кубе, еще раз побеседовать перед ответственным назначением. Попал же Алексеев в самую гущу событий. Как специалист по Кубе и лицо, пользующееся абсолютным доверием отца, он с головой окунулся в обсуждение перипетий, связанных с планируемой постановкой ракет.
На первой встрече с отцом он высказал сомнения: вряд ли Фидель Кастро согласится с выдвигаемым предложением. Он собирается защищать революцию всем народом, опирающимся на собственные силы и поддержку общественного мнения стран Латинской Америки. Ему придется не по нраву замена высокого покровительства одной великой державы покровительством другой.
Отец стал горячо доказывать, аргументировать свою позицию, потом вдруг остановился, как бы осознав, что перед ним не Фидель, и примирительно заметил, что мы в этом случае окажем Кубе помощь любыми другими средствами. Правда, сомнительно, чтобы они остановили агрессора.
По словам Алексеева, он, сопровождая столь высокую делегацию, чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Ведь смены «караула» в советском посольстве пока не произошло. Официально Кудрявцева отзовут, а его назначат только через две недели, 12 июня. Но эта неловкость оказалась проходящей. Соблюдать формальности не требовалось, они же с братьями Кастро друзья. Без сомнения, Кастро понимал, что столь высокие гости пожаловали не случайно. Завеса таинственности вокруг визита, шифротелеграмма отца с просьбой принять его представителей по специальному вопросу только разжигала любопытство.
Алексеев разыскал Рауля Кастро по телефону и, ничего не объясняя по существу, попросил его как можно скорее организовать встречу делегации с братом.
В тот же вечер Фидель и Рауль Кастро приняли эмиссаров отца. Первым взял слово Рашидов. Он пересказал хозяевам смысл предложений Хрущева. Затем военные аспекты проблемы пояснил маршал Бирюзов. Фидель задумался. Молчал он не более минуты. Глядя в глаза Рашидову сквозь столь непривычные для нас, знающих его по митинговому жару, очки, твердо произнес, что идея представляется ему особенно интересной, потому что служит интересам мирового социализма и угнетенных народов в их противоборстве с обнаглевшим американским империализмом, который повсюду в мире пытается диктовать свою волю.
Опасения Алексеева не сбылись.
На следующий день подвели итоги. На сей раз встреча носила официальный характер. С кубинской стороны присутствовали основные политические руководители страны и командование вооруженными силами: Фидель и Рауль Кастро, Эрнесто Че Гевара, Освальдо Дортикос и Рамиро Вальдес.
Обсуждать, собственно, оказалось нечего. Советское предложение принималось без оговорок. Уточнению подлежали лишь детали. О них предстояло договариваться в Москве. Своим полномочным представителем на этих переговорах кубинцы выделили Рауля Кастро.
Рашидов торопился в Москву, отец ждал информацию о результатах переговоров. Однако оставалось еще одно дело, не менее важное, — Бирюзову предстояло взглянуть на предполагаемые места постановки ракет, прикинуть, какие существуют возможности скрыть операцию от профессионалов из ЦРУ.
На серьезную рекогносцировку на местности Рашидов времени маршалу не дал. Удалось лишь прокатиться по окрестностям. Места в основном оказались открытые, кое-где собирались в группки незнакомые деревья. Особенно поразили маршала кокосовые пальмы, раньше виденные только на картинках. Их устремленные вверх голые стволы показались ему похожими на установленные на стартовых столах баллистические ракеты.
Пока в Гаване разговаривали, в Москве готовились действовать. Малиновский представил развернутые предложения Министерства обороны по установке ракет на Кубе. 4 июня 1962 года Президиум
