ожидают смену. А также понял, что солдаты в основном не его выглядывали, а как бы не приблизился незаметно проверяющий.
Надо ждать утра.
Вокруг было тихо. По-кладбищенски спокойно и уныло. Солнце мерно спускались за горы. Ночь пришептывала успокоительный байки, тревожным одеялом темноты укутывало землю. Далекие мигающие звезды с жалостью поглядывали на одинокую землю, которая со дня образования еще не видела ни тишины, ни покоя. Мерцающий отсвет далеких миров касался земли, растворялся в ней. Слишком слаб он. Слишком слабы и глухи люди. Непомерно горды в своем многочисленном одиночестве. Ни во что не ставят жизнь, в таких муках и бореньях обретенную за недолгий вселенский век природой.
* * *
Чанy не сиделось. Сумасбродные мысли предполагаемого с каждой минутой наваливались такой плотной массой, что он чумно встряхивался, вскакивал со стула, как с больной занозы. Ходил вдоль и вокруг походного шатра, сжимая в руках депеши. В голове роились двоякие мысли. Может, оно и к лучшему, a может… Хоти рассуждать на эти банальные, до идиотизма бесполезные темы ни к чему, все же чувство личной удовлетворенности, что интуиция не подвела, и то, что действия согласовывались с логикой знания монахов, брало верх, окрыляло, давало силу уверенности. Теперь он убежден: в Пекине больше его никто не знает о монахах, как о полувоенном формировании. Есть, конечно, наветренный бугорок в лице майора Виня, но это до поры. Полковник найдет предлог, чтобы этот выскочка, приспешник Теневого, не мешал ему и не мог служить доносчиком для сильных противников Чана. У майора немного шансов выйти невредимым из возможной стычки с монахами. Хотя такие трусы, как майор, всегда находят веские причины обойти район боевых соприкосновений.
Но не эти подспудные мысли тревожили офицера. Его план, что вся операция может пройти без известного шума, не затронет внимания могущественных лиц, рушился от строчки на бумажке, которая сейчас нестерпимо жгла его ладони. Монахи неафишированными действиями доказывали серьезность и силу своих намерений. Они недвусмысленно и явно выступили вооруженными группами. Это уже партизанщина. Понимают, но все равно с упорством обреченных продолжают свое дело. На что надеются? На что уповают? С военной точки зрения, все выпады монахон — навязчивый абсурд, не подкрепленный никакими силами, никакими доводами. Неужели все так скрестилось на воспитаннике? Чан еще раз посмотрел на донесение. «Хан Хуа, 14 ч. в пути».
Вот, наверное, последняя ниточка, которая была неизвестна Чану. Из всех старейшин монастыря этот был самой неприметной фигурой. Наверное, из-за своего возраста. Хану нет еще пятидесяти. Он ведет группу. Этот может неделями скитаться по горам, питаясь только подножным кормом. Волк. Он в два счета обставит любую группу Чана.
Интересно: пять сотен человек из школ Шанхая. Смогут ли они дать бой монахам? Неужели не задавят численностью? У Хуа не более двух десятков человек. Интересно.
Чан мало верил в сварливых драчунов. Но их количество давало определенные надежды. Самые натуральные сорвиголовы. Даже винтовки для всех не скоро собрали.
Хитрый Лао верховодит юнцами. Если, конечно, ту половинчатую часть тридцатилетних не зазорно называтъ шпаной. Но субъект деловой. Его личное присутствие — гарантия возможностей его шумной оравы. Сам Лао оказался противником предложенного участия в операции, но и ему пришлось уступить нажиму центра, желанию массы мстить неуступчивым монахам.
Почему-то в голову пришла скаредная мысль: вернет ли оружие неуправляемый сброд или рассеется по стране, наполняя грабежом и насилием кропотливую жизнь крестьян и городских тружеников.
Но это уже было не в его компетенции: «Черт с ними, лишь бы выполнили, что от них требуется».
Вот «Зеленый круг» не в пример пустому звону играющих судьбой. Прибыло тридцать человек. Дисциплина в рядах угрюмых заставляла относиться к ним с уважением и предосторожностью. Доказательства для них не являлись каким-то существенным фактором. Ни неохватность людьми подначальной территории, ни качественное умение схимников защищаться, ни преимущество их в скрытности действий — ничто не произвело впечатления на служителей «Круга». Было договорено о засаде, которую они должны были устроить, и баста. Никаких отклонений от договоренности. Единственное их требование — это автоматы, как следствие хорошей вооруженности противника. Логично. Пришлось согласиться. Но тоже вопрос: сколько примет оружия сборный пункт обратно. Если действие передвинется выше в горы, то кто рискнет отправиться туда и собирать оружие с убитых и пропавших. Так оно скоро будет применено на дорогах и в вонючих вертепах. Но зато на людей «круга» можно положиться. Не подводили. И на этот раз выступили немедленно после получения донесения об обнаружении боевой группы монахов. Должны успеть обойти Хуа. Преимущество «круга» в данной ситуации несомненно. Как-то оно выйдет? Будет очень хорошо, если люди Хана будут рассеяны по горам. Тогда в конечном успехе можно не сомневаться. Не подвели бы парни Хитрого Лао. Невозможно в горах на узком участке просочиться сквозь такое скопление. И он, Чан, останется в стороне от конфликтов с враждующими сторонами.
Вызывает опасение, что с постов еще не приходило сообщений. Неужели молодой монах в такой степени искусен. Операция вступает в решающую фазу, но там, у них, все тихо, безмолвно.
Полковник аккуратно сложил донесение, положил в папку. Видно, Хан знает, куда нести ноги, раз так скоро выступил.
Взял карту. От Хана он находился сравнительно недалеко. Но горы удлиняют и утяжеляют любой переход. Инициатива сейчас у Хан Хуа. Только засада «Круга» определит, кто с какими картами подойдет к финалу.
Чан приказал штабу собираться. Пункт новой установки штаба укажет позднее. Тот мальчишка, что крутился поблизости, успокаивал Чана. Он исчез. Главное, что Винь в неведении. Чан сам все определит, что к чему. Никаких боевых контактов до особого распоряжения. Никаких.
Здесь Чан изменил самому себе, оставив дело операции более на самотек. Пусть сильнейший. Он подойдет последним. Его задача — контроль ситуации.
* * *
Еще невидимое солнце робко всполохнуло бледным лучом по краю неба, когда Рус сквозь настороженную дремоту услыхал приглушенные голоса. Тяжелый топот. Бряцанье железа.
Сел.
Прислушался.
Внизу, на месте пикета, довольно внушительная группа что-то складывала, пересыпала в темноте. Позвякивал металл, сухо хлопали пакеты.
Вскоре все утихло. Неясные фигурки быстро растворились в редеющей темноте.
Рус выжидал. Опустился ниже. Тихо. По-ночному зябко. Силуэты плотно кутающихся в накидки солдат хорошо различались в утреннем просвете бледной темени.
Присмотрелся. Шестеро лежали, по-братски прижавшись друг к другу, и крепко сопели.
Спустился ниже. Тихо, только мерный храп и дружное завывание натруженных носов.
Как всевидящий змей, скользнул в укрытие засады. Привидением возник перед ними.
Бинокль, автомат, две пачки печенья.
Солдат такое положение вещей интересовало менее всего.
Прячась от пробирающей ночной сырости, они только плотней кутались в накидки.
Также бесшумно выскользнул из пикета. Скоро, подобно предыдущей группе, исчез в туманной дымке набирающего мощь и краски светлого дня.
Только в другом направлении.
* * *
Костлявые и горбатые верхушки гор начали проясняться на черном небе, когда Хан решил
