— Пока тебя дождешься, можно не только отключиться, но и переключиться на тот свет. Медленно ходишь. Второй месяц сижу: ноги и спина закостенели, не разогнуться.
Рус забыто улыбнулся.
— Ворчишь. Но пока ты задом к земле припал. Слезай.
— Помоги, а то упаду.
— Нечего было сидеть. Пусть тебе духи помогут.
— Стрелять не будешь?
— Ты глупого не строй.
— Говорят, ты всегда стреляешь. Людоедом стал.
— Будешь болтать, по голове чем-нибудь твердым заеду.
— Вот-вот, я так и знал. Я предупреждал настоятеля.
— Ну и сиди еще два месяца, а я пойду.
— Куда пойдешь?
— Куда глаза глядят.
— Забредешь в лапы «Зеленого круга».
— У меня автомат.
— А сколько патронов?
— Хватит.
— Не хватит.
Но Рус говорил уже серьезно. В этих словах зло сквозила вся тяжесть и тревога прошедших дней. Его голос прерывался, всхлипывал от негодования.
Син вскочил.
— Не расстраивайся. Все правильно. Но сейчас нужно идти по иному следу. Ты вошел в район расположения постов. Нужно обходить. Идти к западу.
Монах вошел в кусты, и Рус так крепко прижал его к себе, что тому пришлось притвориться удушенным.
— Ну, дьявол: я думал, ты ослабел в дороге. Лапаешь, как тигр.
— Ты второй, кого из братьев встречаю из своей дороге. Знаешь… Наконец…
Рус говорил сбивчиво, ощупывая Сина, убеждаясь, что тот живой и полон энергии.
Син был немного старше Руса: симпатичный, с некоторой грустцой в красивых темных глазах. Неподвижность взгляда скрашивалась живым рисунком раскосых век. На нем был широкий пояс с подсумками для патронов. В кожаных мягких сапогох два ножа. В руках короткий автомат израильского производства.
То же самое через минуту он принес Русу.
— Рус, — косо, но внимательно разглядывая беглеца, обратился Син, — как ты себя чувствуешь?
Рус пожал плечами.
— Главное, что я не один. Буду тянуть.
— Нам нужно успеть пройти к западным перевалам. Как только полковник поймет, что ты свернул, он кинет туда свои группы. Надо опередить его. Только в этом наше преимущество. В горах сейчас много военных скопилось. Выйти за пределы дозоров нужно раньше, чем они это заметят.
Рус кивнул.
Они встали. Двинулись осторожным шагом. Рус шел на Сином. Тот уверенно держал путь. Через каждые полчаса по микропередатчику передавал попискивающие сигналы в зфир. Рус не срезу заметил это. Но когда увидел, понял: где-то рядом еще братья.
Сейчас он шел легко и свободно. Тяжесть с души спала сама собой. Все заботы на Сине. Он знает, что делать. Русу надо только идти. Прилив бодрости и приподнятого нестроения был необычен. Клокочущее сознание скорой встречи с наставниками, братьями энергично толкало его вперед,
* * *
Излишние меры предосторожности не оказались впустую. Хан Хуа удовлетворенно цокнул, когда жест переднего указал ему на людей, старательно располагавшихся в складках неровной местности.
Они деловито сновали по склонам меж деревьев и камней, прощупывали жесткими ударами прикладов стволы. Доносились отдельные выкрики старшего, матерщинно приказывающего всем укрыться и не высовывать проклятые рожи.
Хуа строго прикинул: не более как через полчаса объявятся парни из Шанхая. Он успеет взобраться на скалистые склоны и исчезнуть перед самым носом летучего отряда. Он повернул группу в сторону, в отвесный проем меж двумя скалистыми отрогами. За несколько минут монахи, как древесные жуки, почти на пальцах влезли на пятнадцатиметровую стену, втянули на веревках пулеметы, углубились в заросли. На краю отвеса остался Цинь с тремя монахами. С ними он расположился так, чтобы его выстрелы слышались с того места, где копошились люди «круга». В том, что это они, у Хуа не было сомнений: армейских подразделений в этом месте не должно быть.
Выжидать пришлось недолго. Тяжело шурша по жесткой траве, перекатывая и рассыпая камни, толпа, как стоя голодных псов, неистово и молчаливо кралась следом рваной трусцой. После их прохода долго оседала слежалая пыль, и вытоптанная зелень приобретала серо-грязный цвет. Наставляя винтовки вперед, они грозно несли свои черствые лица.
Цинь не стол считать. Когда они всей толпой вышли в расщелину, он точно выстрелил в пятого по счету из бесшумной винтовки. Тот не замедлил ткнуться головой в пятки впереди идущего.
Гончие сначала недоуменно остановились, приподняли труп. Секунда, рядом упал второй. От мощно просвистевшей пули ему вырвало пол-лба. И тут, поняв в чем дело, боевики озверело осмотрелись и уже врассыпную на скорости побежали вперед.
Через несколько минут сухие выстрелы винтовок, а следом и автоматных очередей известили Цина, что оба отряда схлестнулись накоротке.
По его знаку группа снялась с места и бегом двинулась по следу Хуа.
* * *
Четвертого служителя крепко разморило в момент короткой передышки после длительного марша. Он расслабленно примлел на стволе дерева. В голове продолжали вырисовываться яркие пачки хрустящих купюр.
От неожиданного трескучего эха выстрелов содрогался. Голова идиотски и больно стукнулась о каменный выступ. Ошарашенно вскочив, выпученными глазами быстро осмотрел местность. Через секунду понял: стреляли на второй тропе.
Живо поднял боевиков и бегом бросился на усиливающийся шум перестрелки. По суматошной стрельбе чутье подсказывало, что то не монахи. Но кто это мог быть, трудно сообразить.
Снедаемый черными предчувствиями, несся впереди своей группы, как угорелый.
То, что увидал с высоты малого переката, обозлило до крайней степени. Боевики второй группы стреляли не в монахов. Какая-то разношерстная рвань мелькала впереди, вела беспорядочный огонь. Настойчиво, не обращая внимания на встречную прицельную стрельбу, рвалась фанатично вперед. Их было столь много и вели они такой плотный огонь, что и Четвертому пришлось срочно ретироваться за камни. Жуткий посвист и щелканье пуль о вековой гранит живо напомнили, что не так уж крепка жизнь в его теле.
Атакующие рассыпались все шире по окрестности. Начали обходить со сторон. То там, то здесь высовывался черный ствол винтовки, содрогался, раздавался треск, и противно жужжащая пуля на всех скоростях долбила древний базальт. Сплошная дробь выстрелов заглушила нестройные очереди его группы. И стреляющих было столь много, что служитель оставил затею подсчитывать их численность. Его людей давили массой. Все ближе и ближе возникали перед взором вороненые стволы, искривленные в страсти рожи атакующих. Трудно было в такой обстановке понять, куда следует раньше стрелять, откуда большая опасность. Назревала ситуация потери контроля над положением. Четвертому ничего не оставалось, как
