приказать всем спешно сменить позицию: ближе к отвесным выступам склонов.
Десять минут повального неразборчивого бега.
Позади слышались победные кличи.
Служитель зло чертыхался, когда какой выступ или бугорок подло вставал на его пути. Раз даже растянулся на острых камнях. Самолюбие его вскипело, багровое лицо полыхнуло вспыльчивым взглядом по бегущим. Но тем было не до него. Тем более до его задетых чувств. Как стадо, бегущее от огня, неслись они по неровностям с такой внушительной скоростью, что им могли позавидовать горные козлы. Были и такие, которые, неловко оступившись, смешно ляпались на землю, роняли автоматы, насаживали на свои обозленные лица синяки и шишки. Но никто никого не видел и не слышал.
Все бежали.
Четвертый успокоился. Еще минута, и вся толпа непривычно быстро вскарабкалась по склону, перевалила малый хребет.
Подбежал младший служитель.
— Трое раненых. Главарь взвился:
— Пусть оставляют патроны. Двое в Шанхай, третий к штабу Чана. Автоматы спрятать! — И уже громко всем: — Зарыться и не высовываться! Без команды не стрелять! На ноль помножу, если что не так!..
Наступила минутная тишина. Четвертый поинтересовался потерями противника. Но Младший ничего толком ответить не мог. Тогда старший начал проглядывать местность позади себя на случай нового отхода.
Ему и сейчас трудно было признаться себе, что их отход не что иное, как паническое бегство. Но сейчас, вроде бы, они расположились много лучше. Тем более, что весь отряд собран вместе. Показались те.
Как туча вредоносных насекомых, выползли почти одновременно из-за камней, выступов, складок местности, деревьев. Показались отовсюду. Бежали пригнувшись, прыгали по неровностям, картинно потрясали дедовскими винтовками. Широко растекались по сторонам. Лезли на склоны деловито, практично укрываясь от возможного огня. Некоторые бежали прямо вперед, напролом. В них было много старокитайского, когда стотысячные орды, несмотря на потери, неслись на врага и сметали того своей неуничтожимой массой. Как аморфное вещество, растекались, обтекали противника со всех сторон, и тот просто растворялся, исчезал, словно частица в вихре урагана.
Надо иметь глухие нервы, зрение крота, чтобы так спокойно выжидать, пока приблизится сатанеющая орава орущих и стреляющих юнцов.
Но Четвертый уже приходил в себя. Он успокоился, насколько зто было возможно на виду у подчиненных. Деловито и резко отдавал приказания. Его отряд тоже обрел некоторую точность в исполнении и представлял собой единицу, как формирование.
Оки приближались. Местами их группы становились плотнее, местами реже. Но показывались из всевозможных дыр, нор, щелей, складок.
Пришлось расположить боевиков в полукруговой обороне. С каждой минутой Четвертому все более приходило на ум, что думать надо не о выполнении задания, но о сохранении себя, своих людей.
Как дождевые черви, продолжали вылезать из самых неожиданных мест голодранцы неизвестного формирования. Главарь тряхнул головой, чтобы виденное не казалось галюциннацией. Впечатление, будто из земли вырывается наружу неудержимое войско и сразу вступает в бой.
Четвертый разинул было рот для команды, но изрыгающий треск автоматов перекрыл его сорвавшийся крик, наполняя пространство оглушающим шумом отчаянной пальбы. Сплошной ливень свинца закрыл собой враждующих от остальной части мира. Как костяшки домино, попадали передние атакующие и поползли по укрытиям. Неожиданность и плотность огня первых секунд оказалась эффективной.
Несколько человек уже не отползали никуда. Загребая руками землю, кое-кто еще пытался держаться за жизнь: но она угасала с той же скоростью, с какой летели шальные пули. Небольшая травянистая низинка перед стеной холмистых и скальных отрогов быстро опустела.
Несмотря на удачный залп первого огня, этого все же было явно недостаточно для успешного продолжения боя.
Началась прицельная стрельба с обеих сторон.
Четвертый нервно покусывал губы.
Недолго пришлось пользоваться выгодой занятой позиции. Скоро показались головы противника с обеих сторон. Оттуда подло неслись пули. Люди служителя плотнее вжимались в камни, но с каждой минутой опасность становилась зримей и ощутимей. Положение принимало критический оборот. Несмотря на то, что обе стороны надежно использовали естественные укрытия, перевес был на стороне многочисленной и напористой шайки. Они начали полностью обходить людей «круга».
Четвертый заметался в поисках выхода. Перебегал от одного к другому, осматривал бегло местность. Неожиданно для себя наткнулся на младшего помощника с рацией. Служитель разматерился с досады: как это он мог забыть. Сгоряча накинулся и двинул такую оплеуху, что тот кубарем покатился по острым камням.
— Гад ползучий! — закричал в бешенстве. — Сволочь вонючая! Куда запрятался! Жить, пес, хочешь! Передавай быстрей, идиот, полковнику, что подверглись нападению неизвестной банды. Пусть высылает вертолеты, иначе нас перестреляют.
Потирая ушибленное место, стараясь снять нескончаемый звон от удара в ухо, виновный быстро закрутил ручки рации. Через полминуты он передал:
— Чан приказал скрытно уходить. Через двадцать минут появятся вертолеты.
Служитель успокоился. Но потом резко вскочил:
— Куда уходить? Обложили, как зверье лесу. — Высунулся из укрытия.
Странно. Все реже стали доноситься выстрелы с противной стороны. Кое-где исчезли темные фигуры неизвестного сброда. Отползали. Сначала служитель подумал, что меняют позиции, но процесс этот не заканчивался. Почему-то противник неожиданно начал ретироваться. Выстрелы почти прекратились. Только со сторон еще раздавались одиночные выстрелы, но и они все реже пугали ухо.
Отходят, — подумал служитель. — Но почему не уходят? — Догадался — хотят подобрать убитых раненых.
Подошел к рядом сидящему боевику, приказал подсчитать свои потери. Но тот молчал. Дернул за руку: тело повалилось набок. В правой щеке зияла рваная дыра.
Фыркнув, отвернулся.
К нему подбежал помощник младшего служителя. Плохо скрывая свое злорадство, смело выпалил:
— Пуля пробила челюсть младшему служителю, в живот ранен. Сидит за валуном, проклинает всех, на чем свет стоит, особо освященных и достойных лиц.
Четвертый с недоверием взглянул на помощника.
— Челюсть, говоришь. Успокой его и становись на его место. Подсчитаешь наши потери и, насколько это возможно, потери той банды.
Он осторожно подошел к месту, куда показал помощник.
— …Аа-Ах! Чтоб им каждый день и каждый час вбивали раскаленный гвоздь в кишки, как мне те истуканы, которых я никогда не знал. Какого беса тащился сюда, — гнусно и картаво шепелявил младший. — Старикам надо, пусть и гоняют себя в эти гиблые месте. А мне зачем? Чего я? Обойма неиспользованная. А-аа-аа!
Oт боли в животе раненый корчился, истошно вопил временами, задевая благой руганью и святых и грешных. Челюсть его не была задета пулей: просто все рыло замазано кровью и грязью от рук, которыми часто хватался за лицо.
Все это Четвертый видел и слышал. Он показал жестом помощнику, тот понятно кивнул и вскинул автомат.
—..Засадить бы им всем полное брюхо расколенных болтов. Ой, как мне больно. Всех перестреляю. Пусть, как я, мучаются. Пусть их кишки сохнут на колючей проволоке..
Короткая, злая очередь прервала цветастую речь раненого.
