Четвертый обвел красным взглядом присутствующих.
— Собакам собачьи поминки. Труп не трогать. Пусть шакалы едят дерьмо, напичканное гнусностью, непочтением к старшим. Пусть растащат по земле мозги, испускающие язвенную вонь.
Выстрелы прекратились совсем. Отряд собрался вместе. Итог был удручающий: пятеро убитых, восемь ранено. Итого — более половины группы выбыло из строя, считая с теми, что ушли раньше. «Круг» теряет людей. Четвертый должен спросить с полковника. Потребует полных объяснений. Кто посмел так зло шутить? Первый не успокоится, пока не получит вразумительного объяснения. Виновные должны быть наказаны. Четвертый приостанавливает договор. Он был о полковнике большего мнения. Сейчас не желает ни знать, ни признавать гордого офицера. Пусть своими силами решает свои проблемы.
Служитель, придавленно согнувшись на походном стульчике, озлобленно и косо поглядывал на Кина. Ширококостный, широкоскулый, с прямим лбом, и твердым взглядом, тот сидел шагах в семи и мощным торсом веско доказывал незыблемость и правоту своего существования. В его теле гордо сквозила огромная непоколебимая сила. Спокойствие его сильно раздражало Четвертого. Глыба. Неотесанная.
Старший «кемпо» по виду не был огорчен происшедшим. Даже не удивился после разъяснений. И еще, что более странно, не сокрушался над потерей значительной части своей дружины. Конечно, лучше было, если бы на этом месте сидел сейчас Хитрый Лао, но тот получил тяжелое ранение и находился в критическом состоянии.
С Кином, догадывался Служитель, трудно договориться. На лице профессионального бойца ничего не проявлялось обидного или злобного. Да и никаких черточек характера, говоривших о дипломатических склонностях, заметно но было.
— Интересно, — тихо, для себя, заговорил Четвертый, — если бы я столько потерял людей, Верховный четвертовал бы меня публично после всяких издевательств и пыток. У меня тоже много вышло из строя, но не сотня же, как у этих безголовых. Кроме крепкой кости во лбу, ничего достойного уважения эти проходимцы не имеют.
Известие о том, что школы кемпо в стычке с «Кругом» потеряли более двадцати убитыми и около шестидесяти ранеными, внешне успокоило Служителя и под его дальнейшие размышления подвело прочную базу. С такими результатами не худо на глаза Верховному показываться.
Молодые, они все такие. Сначала встряхнет с непривычки, а потом шайтан в них вселяется. Дай пострелять, и все. Сначала месть, потом уже мысль.
«Значит, это один из руководителей бездумных, — глядя уже веселее, продолжал рассуждать Служитель. — Ему, с его мордой, только в вышибалах служить. Глазами явно глуп. Хотя… Быть может… По виду слишком неподатлив. Чересчур самоуверен. Никаких угрызений, ни тени робости, покаяния. Как его еще в горах не пристрелили. Очень уж упрямы черты лица его. О чем можно с таким договориться. Верховный решит — жить ему или нет. Столько своих потерять и не задумываться над этим. Законченный кретин. Еще и ультиматум предъявить может. Странно. Сколько тогда у них людей?» Эти мысли все тревожней подергивали неспокойный ум Четвертого.
«Не придерживаться никаких условностей. Наверное, и правда чувствует себя из другой породы. Сколько их? Если втянуться опрометчиво, неизвестно еще, кто первый закашляет. Таких на пушку не возьмешь. Нужно что-то другое. Верховный найдет для них средство надежное и гибкое».
Служитель все более успокаивался, находя для себя нужные аргументы и факты. Как-никак он знает в лицо одного из руководителей «конкурирующей фирмы». Выявить остальных не составит труда. И даже, — полезная мысль серьезно высветилась в зрелой голове Служителя, — при разумном подходе и выборочном уничтожении слишком неприглядных, этих парней можно прибрать к рукам. Хитрого Лао нет. Кто будет у них за старшего? Использовать их можно гораздо продуктивнее, чем пускать кровь ничего не подозревающим ротозеям.
Четвертый в расслабленной дреме прикрыл глаза, еще раз продумывая, как выскажет свои интересные находки Верховному.
А Кин? Что думает могучий Кин?
Он, конечно, огорчен гибелью части отряда. Но его парни показали себя в бою столь дерзостными и стойкими, что ясно стало: их можно смело вести и на более внушительные акции. Если бы не ограниченное количество патронов, он бы не отдал приказа отходить. Ребята должны учиться стрелять, а кто перед ними — враг или нечаянный союзник — это дело стороннее.
Кин не обращал внимания на сидящего в старческой спячке пожилого человека. Даже не сердился. Судя по лицу, тот более огорчен, чего-то опасается. Но он, Кин, не бросит начатого. Плохо, конечно, что Лао вышел из игры. Есть еще группа руководства. Они не отойдут от планов мщения. И Кин поддержит. Главная потасовка еще впереди. Нужны автоматы, патроны. Много патронов. Пора открывать счет. Ничто не остановит его потрясателей. Монахи верткие. Но из мелких сетей не выбраться и червяку. Его парни воспитаны в духе непобедимости. И этот дух из них уже не вышибить.
* * *
Железно спокойный, со стороны кажущийся даже меланхоличным, Чан чувствовал, как в нем медленно, тошнотно накипает внутренняя ярость. Так и подмывало подскочить к этим безмозглым оболтусам: вышибале Кину и Служителю дурачков, садануть им обоим по их наиглупейшим рожам, вытолкать взашей, чтобы в следующий раз каждый продумывал и контролировал свой мало-мальски существенный шаг.
Чан с досады мотал головой.
Действовать без каких-либо элементарных правил предосторожности, повышенного чувства опасности. Вот что знасит иметь в своем распоряжении неподконтрольные формирования. Никакой ответственности за людей.
Полковник посматривал на главарей через щель в шатре. Разгоряченная мысль прощупывала сказанные ими слова о происшедшем. Какая самоуверенность. Будто каждый из них просто не туда сбросил бомбу. Предупреждал: не на простачков идете. Воинствующие монахи.
Но действительность перевернула самые неожиданные опасения. Трудно представить, как сумели монахи одну банду навести на другую. Вот это служба слежения. Охотники. И фортуна за тех, кто под ее началом пашет по-черному. Чем ближе развязка, тем более четкую организацию действий, железную дисциплину и выучку находит опытный глаз Чана. Выдержка мертвецов. Как с такими тягаться? Смекалка проходимцев. Их здесь немного, но они в надежной степени осведомлены обо всех действиях сотрудников службы. А он пока только группу самого Хан Хуа засек. И все. А где она сейчас? На нее вчера и повел он банды, но монах умудрился свести их нос к носу и еще крови напускать. Смогут ли его люди обнаружить Хуа на местности? Сколько их на подконтрольной территории? Наверное, не более полусотни. Крупные формирования трудно маскировать. Значит, монахи уверены, что они первыми встретят агента. Но как? Если рассуждать по донесениям, где монахи успели перекрыть малые перевалы, то путь воспитанника ясен. Но чем они довольствуются, из чего исходят, какая логика для них доступна, если они так уверены в своих решениях? Это уже была загадка и для Чана. Откуда они могут знать, какой путь выберет Рус на местности? Только в том случае, если существовала какая-либо договоренность заранее. Но зто значит, что еще четыре года назад кто-то сумел предвидеть подобный оборот.
Чан снова мотнул головой.
Никакой спешки. Никакой агонии. На солидной основе, малыми силами, но там, где требует обстановка. Нельзя, предположить, что их действия граничат с вызовом или показухой. Не похожи на смертников.
Полковник досадливо поморщился. Что за мысли в голове застучали? Спокойней. Еще раз посмотрел в щелку и вышел к поджидавшим его.
В глазах сидящих не улавливалась злоба или обида. Нет. Каждый сидел со спокойствием и чинностью подобающего ему сана. С налетом чести на лицах до конца выполненного ими долга. Взгляды недвусмысленно подсказывали, что они готовы с пониманием выслушать дальнейшие предложения.
Чан yсмехнулся про себя. Каждый знает, что делает. Если удовлетворены действующие лица, чего ему расстраиваться. Но разговор начал с главарями с упреков и досадливого сочувствия. Не забывал
