не спускал с нее глаз. Коуди видела собственные метаморфозы в черноте его глаз. Ей стало страшно, когда она поняла правду.
Она все еще любит Дикона Броуди. После стольких лет она все еще хочет его.
— Ты сказала, что ненавидишь меня, Коуди. Но я не думаю, что ненавидишь то, что я тебе сейчас делаю.
Она не могла отвечать. Он захватил ее губы жадным поцелуем, приятным и сводящим с ума. Язык его жадно проникал через ее губы, поглощая сладость, которую находил внутри.
Дикон соскользнул рукой вниз по ее телу, опаляя ее кожу сквозь блузку. Коуди затаила дыхание, потом задрожала, когда та же самая рука проскользнула у нее между бедер. Она выгнулась к его широкой ладони, наполняясь вдруг сладким теплом, уступая ему.
Такое сильное желание слишком опасно. Наконец, он поднял голову. Взгляд его был раскаленным.
— Побьюсь об заклад, старина Генри никогда тебя так не целовал, — заявил он.
Его слова пробивались через сознание Коуди, сквозь чувственный туман. Она моргнула. Дикон мог ненавидеть ее за то, что она ему сделала, но Генри ни в чем не виноват.
— Ради Бога, не надо. Он еще крепче сжал ее.
— Так целовал или нет?
— Нет, — чуть не заплакала Коуди.
— Почему же ты все бросила, Коуди? — настойчиво добивался он ответа. — Нам так хорошо вместе…
Он немного посмотрел на нее, когда руки его плотнее прижались к самому сердцу ее желания.
— И сейчас… Подумай…
Наконец, он отпустил Коуди и отступил, чувствуя необходимость создать между ними некоторую дистанцию, как физически, так и эмоционально. Дикон был чрезмерно возбужден, ему хотелось ударить, грохнуть кулаком по стене. Оглядываясь по сторонам, Дикон действительно оценивал объем работы, которую ему предстояло сделать, чувствуя необходимость израсходовать свой гнев, разочарование и откровенное сексуальное возбуждение. Он знал, чем иначе все кончится. Или наговорит ерунды, что еще хуже.
— Иди домой, Коуди, — попросил он. — Я вытащу все отсюда, тогда сама разберешь, что нужно, а что нет.
Все было напихано так тесно, что выяснить на месте, что к чему, было совершенно невозможно.
— Мне надо побыть одному, иначе я наговорю лишнего, о чем потом пожалею.
К глазам у Коуди подступили слезы, она повернулась и убежала.
Глава 5
Два дня спустя Коуди чуть не съехала в кювет, когда увидела Дикона, собирающего мусор вдоль шоссе. Сначала она подумала, что ей показалось. Затем она разглядела его черную рубашку, которую он одевал, когда помогал ей чистить гараж. Но даже если бы она не узнала рубашку, ни с чем не спутала бы его фигуру. Никто не носил таких узких джинсов и никто так здорово в них не выглядел. Но почему, черт возьми, он собирает мусор!
Коуди затормозила, съехала с дороги, остановив машину на обочине. Она выключила мотор всего в десяти ярдах от него. Он беззаботно взглянул, когда она вышла из машины и захлопнула дверцу.
— Дикон, какого черта!
Глаза его были скрыты за зеркальными солнцезащитными очками, на лбу повязана пропитанная потом красная повязка.
— Что ты здесь делаешь? — его тон свидетельствовал, что он вовсе не рад встрече.
— Работаю…
Она смотрела на длинную палку с гвоздем, которую он зажимал в одной руке, и большой мусорный мешок в другой.
— А…
— По-моему, все очевидно — собираю мусор, — по-деловому заметил Дикон.
— Кто тебя надоумил?
— Моя леди по коммунальным услугам. Не думаешь же ты, что я сам напросился на эту работу? Ну, а теперь, если не возражаешь, я очищу еще пару миль, чтобы закончить рабочий день. Полагаю, к тому времени, когда закончится моя трудовая повинность, в Калгари не останется ни щепотки мусора.
Коуди была рада, что на нем были солнцезащитные очки, ей не хотелось в данный момент встречаться с ним глазами.
— Но, Дикон? Ведь есть же и другая работа, которую ты можешь выполнять. Это…
— Занятие для неудачников? — закончил он за нее. — Ты это хотела сказать? — Он отправился дальше, поддевая пустую пачку сигарет палкой. Затем повернулся к Коуди и поднял очки высоко на лоб. — И все это время я полагал, что хуже быть не может.
— Я знаю Алму Блек. Она хорошая женщина. Я не могу представить себе, чтобы она заставила тебя делать такую работу, если только…
Коуди замолчала..
— Если я не вызвал у нее симпатии? — он не дал ей ответить. — Ну, так есть работа хуже, чем собирать мусор вдоль шоссе. Здесь я, по крайней мере, один. Я не хочу, чтобы на меня глазели, строили догадки и шептались. Кроме того, мне не нравится больничное окружение.
— Больничное? О чем ты говоришь?
— Алма Блек хотела, чтобы я работал в госпитале.
— И что бы ты там делал?
— Развлекал и морально поддерживал больных и умирающих. Предполагалось, что я пойду в детское отделение и буду валять дурака, объясняя детишкам, что все отлично и они поправляются, даже если кто-то из них прекрасно знает, что не дотянет до следующего дня рождения.
Дикон вздохнул.
— Что ты сказал мисс Блек?
— А как ты думаешь? — ответил он, показывая палку. — Отказался.
— И объяснил, почему?
— Ты еще спрашиваешь, — он ухмыльнулся. — Я не детский психолог. Я и с жизнью-то сейчас не в ладах, тем более со смертью.
— Ты сказал мисс Блек о своей сестре? Брошенный им взгляд сказал ей, что на эту тему он больше разговаривать не желает. Но она знала, что если бы Алма Блек знала, что сестра Дикона умерла в Калгари Дженерал, то никогда не предложила бы ему там работать.
— Нет, я ничего не говорил ей о Кимберли и не собираюсь этого делать. Давай оставим этот разговор.
— Почему? — добивалась она своего. Дикон со злостью воткнул палку в землю.
— Это мое личное дело, — чуть не заревел он. — И потому, что я сыт по горло тем, что моя жизнь выставляется напоказ всякому, кто в состоянии заплатить за бульварную газетенку. Ничто не свято, не лично. Этим людишкам нравится выворачивать твое нутро, чтобы весь мир мог смотреть, как ты истекаешь кровью. Я это прошел. Они уже отняли у меня год жизни.
— Мисс Блек ничего не сказала бы тебе, Дикон.
— Может быть, и нет, так как я ничего не сказал ей. И ты не говори.
— Но, Дикон…
— Нет! — Коуди даже подпрыгнула, когда он бросил ей в лицо «нет». Понимаешь, я не могу понять, как это пресса до сих пор не докопалась до Кимберли. Благодарю судьбу, у меня хоть что-то осталось, что не надо делить с чужими людьми. Я не хочу пережить еще раз болезнь и смерть сестры благодаря этим поганым газетенкам.