Всю дорогу домой моя голова полнилась этими мыслями, и мне было жаль мою бедную Аньку, которая обижалась на то, что я ее все время не слушаю, но поделать я не могла ничего. Голова моя была занята другим. А она болтала какую-то ерунду без умолку. Она вечно что-нибудь говорит, говорит какую-то чушь, но веселую чушь. Но, как оказалось на этот раз, это была не чушь и не ерунда. А я все прослушала. Она снова готовила мне сюрприз. Анька вообще очень любит делать сюрпризы любых видов, лишь бы неожиданно. И этот КВН тоже был сюрпризом.
Следующим ее сюрпризом был концерт в МГИМО 14 мая, как раз в день ее рождения. Концерт был великолепным. Но Надеждина не было. А я уже была готова его пригласить. Боже мой, а сколько усилий приложила к этому Анька. И в райкоме надоедала, и даже в МГИМО проникла (она у меня вообще как шпионка, везде пролезет). И все бесполезно. Но ничего, зато лишний раз в МГИМО побывали. А это тоже немало!
Глава седьмая
Прошло полмесяца. И вот обычный вечер пятницы, и должна начаться передача, где он раньше принимал участие. Я, как обычно, села поближе к телевизору и с надеждой и с некоторым сомнением уставилась в ее заставку. И вдруг сердце оборвалось, меня прямо в холодный пот бросило. На экране был он. «В эфире информационно-музыкальная программа», — сказал знакомый до боли голос. Его наигранная улыбка была неестественной. Но он улыбался, хотя и очень редко. У меня в голове промелькнул ужас: «А вдруг он уже меня не помнит»? И меня вновь одолевало желание позвонить. Позвонить и сказать, нет, не сказать, а просто помолчать или назвать его по имени, чтобы напомнить о себе. Но все это было внутри меня, а внешне было полное спокойствие, я даже смеялась вместе с Надеждиным и его соведущими, и представляла, что сижу с ними за одним столом и поддерживаю разговор. Но прошел и этот день. Прошли и другие дни. Заполненные воспоминаниями о прошедших КВНах и дискотеках, фантазиями о будущем, мечтами и, конечно же, снами, прекрасными, добрыми снами. Пришло лето, минула трудная пора экзаменов, и настали долгожданные летние каникулы.
Каникулы, отпуск… Замечательные дни. Мне порой кажется, что все самое интересное в личной жизни происходит именно во время них.
Закончив чтение первой части этой истории, вечером одного из немногих оставшихся дней моего отдыха я, наблюдая за уходящим за горизонт солнцем, размышлял о любви. Не зря великий Пушкин сказал: «Любви все возрасты покорны». Героиня этой прозы… Ей шестнадцать лет и — такая гамма чувств, смесь юношеского авантюризма и чистых эмоций.
То ли волшебные краски заката, то ли прочитанное передали мне романтическое настроение, и я вспомнил такой же вечер, такое же мое настроение, но только два года назад… И прекрасную девушку в лучах вечернего солнца.
Удивительными бывают переплетенья судеб. Удивительными бывают события, рожденные нашими мыслями, мечтаниями, воспоминаниями.
Тогда, отдыхая в Сочи, за три дня до моего отъезда домой, сидя на берегу моря и прощаясь с солнцем и миром летнего счастья, я увидел юную девушку, вышедшую на берег и с необъяснимой тоской вглядывающуюся в даль. Ее черные волосы отражали лучи заходящего солнца, густые ресницы слегка прикрывали прищуренный взгляд карих глаз, направленный куда-то за горизонт. Полюбовавшись красотой уходящего дня, она, вдруг нахмурив смолистые брови, чему-то улыбнулась, присела на маленький камушек и, развернув принесенную с собой книгу, стала с очень серьезным видом ее читать. В этой своей юной серьезности она была очень трогательна и мила. И сидела она как-то необычно. Я даже не сразу понял, что было необычным. В ней была стать. Она сидела на камушке так, как будто на светском балу, на краешке золоченого кресла, с непринужденно благородной осанкой. Но вместе с тем в ней чувствовалась естественность и наивность. Естественность, какая бывает у Природы, у теплого заката, у света ночных звезд. Наивность, читаемая только во взглядах юных девушек, которые еще верят в благородных принцев, в вечную любовь, у которых суета будней не успела еще украсть способность мечтать.
Почему у меня в голове мелькнуло именно слово «бал»? Улыбнувшись, подумал: «Прямо княжна». Украдкой любуясь ее красотой, я стал размышлять о том, кто она. Но не получалось… В голове по-прежнему вертелось: «Княжна… княжна…», а потом вдруг — «Мери… Почему именно Мери? Она скорее Бэла». Я улыбнулся этим мыслям. А может, героиня лермонтовской «Тамани», чуть не сгубившая Печорина. Я вспомнил соответствующие строки Лермонтова: «Моей певунье казалось не более 18 лет… Решительно, я никогда подобной женщины не видывал… необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах… — всё это было для меня обворожительно… Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное… в ее улыбке было что-то неопределенное…». «Похоже… Но все же стать и благородство… все же — Бэла», — решил для себя я.
Тут мои размышления были прерваны тем, что девушка захлопнула книжку и встала, чтоб уйти… Я мельком увидел обложку — «Герой нашего времени». Такое совпадение разве бывает? Бывает, и не только в романах. А может, все это порождается тонким миром, куда уходят наши мечты…
Не знаю почему, но тогда, прилетев в Москву, я перечитал прозу Лермонтова. И сейчас, два года спустя, я, вспомнив эту историю, решил утром непременно поехать в Тамань.
Я ехал вслед своим воспоминаниям о прекрасном мираже, вслед любви и чувствам, рожденным прозой великого поэта, в места Лермонтова — Печорина, контрабандиста Ян-ко, его подручного мальчишки, той таинственной красавицы… в Тамань. И еще я ехал, чтобы именно там, не зная почему, дочитать до конца историю Лены и Александра.
На следующий день, прибыв в Тамань, вдоволь нагулявшись по его старым узким переулкам, надышавшись таманским ветром, попив фанагорийского вина и купив у местных мальчишек кулек с сорванной при мне шелковицей, я устроился с удобством на обрыве на краю Керченского пролива. Обрыва, на котором слепой мальчик, рожденный пером Лермонтова, словно всматриваясь в туманную даль, ждал скрипа весельных уключин контрабандиста Янко, и я, предвкушая дальнейшее чтение, открыл новую страницу пожелтевшей тетради.
Глава восьмая
Летние каникулы — это такое время, которое все люди вспоминают с теплым ощущением детства. Но мне вспоминать детство было еще рано, и я мечтала о будущем. Хотя мечтания мои были бесполезными и ни к чему не приводили. Как я ни пыталась поскорее повзрослеть, Надеждин все равно «взрослел» вместе со мной и, как ни старайся, он все равно на девять лет меня старше как был, так и будет всегда.
Все лето родители мои суетились с отпуском, а когда оказалось, что отпуска не будет, они решили отправить меня с одним папиным сотрудником. Он ехал со своей женой и сыном в Гагры. И я поехала. Познакомилась я с ними только в поезде. Его сыну 19 лет и он учится на втором курсе в МГИМО, и как бы вы думали его зовут? Ну, конечно же, Рома. А как же еще, это прямо наваждение на меня какое-то с этим МГИМО. Да, да. Это был тот самый Рома. Я его сразу узнала, и он меня тоже. Но, черт возьми, этот Рома оказался благородным и славным малым. Он не стал меня позорить перед своими предками и выдавать им историю нашего знакомства, когда я представилась ему студенткой.
Он дождался ночи, и когда мы вышли с ним в тамбур, он начал свой допрос. Ну, мне больше ничего не оставалось делать, как во всем откровенно признаться. Признаться, что я перешла в десятый класс, что мне семнадцатый год пошел, что я комсомольский лидер в школе и что собираюсь в МГИМО. Но кто бы мог подумать! Мое чистосердечное признание не расстроило его, а совсем напротив — очень обрадовало. Его очки в серебристой оправе радостно поднялись, и он расплылся в уже знакомой мне улыбке.
Всю ночь мы простояли в тамбуре, и Роман все лип ко мне с вопросами. Затем весь день и
