Соревнования закончились в сумерки, и я поймал такси до Эла. За угловым столиком в одиночестве сидел Сала. По пути в патио я заприметил Гуталина и велел ему принести два рома и три гамбургера. Когда я подошел, Сала поднял взгляд.
– У тебя вид беглеца, – сказал он. – Вид человека, за которым погоня.
– Я разговаривал с Сандерсоном, – перебил я. – Он считает, что дело может и не дойти до суда. А если дойдет, то годика через три.
Не успел я закончить фразу, как уже о ней пожалел. Мы снова упирались в тему моего залога. Прежде чем Сала успел заговорить, я поднял руки.
– Проехали, – сказал я. – Давай о чем-нибудь другом.
Сала пожал плечами.
– Черт, не могу припомнить ничего, что бы не угнетало и не пугало. Меня словно в какую-то яму затянуло.
– Где Йемон? – спросил я.
– Домой поехал, – ответил он. – Почти сразу, как ты ушел, он вспомнил, что Шено все еще заперта в хижине.
Гуталин прибыл с едой и выпивкой, и я снял всё с подноса.
– По-моему, он совсем спятил! – вдруг воскликнул Сала.
– Точно, – согласился я. – Бог знает, как он кончит. Нельзя идти по жизни, никогда не сдавая ни дюйма – нигде и никак.
Тут к нашему столику с радостными восклицаниями подвалил Билл Донован, завотделом спорта.
– Вот вы где! – заорал он. – Господа из прессы – тайные дебоширы и пьяницы. – Он залился счастливым смехом. – Что, мудозвоны, заварили ночью кашу? Ваше счастье, ребята, что Лоттерман в Понсе свалил! – Он сел за столик, – Как там все было? Я слышал, вы с полицейскими разобрались.
– Угу, – буркнул я. – Они у нас здорово просрались – вот смеху-то было.
– Эх, ч-черт, – посетовал Донован. – Жаль, я все это пропустил. Люблю хорошую драку – особенно если с полицией.
Мы немного поговорили. Мне нравился Донован – но он вечно болтал о том, чтобы вернуться в Сан- Франциско, где «много всего происходит». Он так сладкозвучно рассказывал про Побережье, что, зная, что он лжет, я никогда не мог понять, где кончается правда и начинается вранье. Если даже половина его рассказов была правдой, мне бы хотелось немедленно туда отправиться; но с Донованом я не мог положиться даже на эту необходимую половину, а потому всегда слушал его с определенным разочарованием.
Мы ушли от Эла около полуночи и спустились на пляж. Ночь была душная, и во всем окружающем я чувствовал то же давление, то же ощущение проносящегося времени, тогда как оно, казалось, стоит на месте. Всякий раз, как я задумывался о времени в Пуэрто-Рико, я вспоминал старые магнитные часы, что висели на стенах классных комнат в школе моего детства. То и дело стрелка могла несколько минут не двигаться – я достаточно долго за ней наблюдал, уже задумываясь, не сломалась ли она наконец, – а затем меня всегда поражал ее внезапный перескок на три-четыре деления.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Контора Сандерсона располагалась на верхнем этаже самого высокого здания в Старом городе. Сидя в кожаном кресле, я обозревал всю береговую линию, «Карибе-Хилтон» и большую часть Кондадо. Чувство было такое, будто находишься на диспетчерской вышке.
Сандерсон закинул ноги на подоконник.
– Итак, два пункта, – говорил он. – Это дельце с «Таймс» не особо значительное – всего несколько статей в год. Зато проект Зимбургера действительно крупный.
– Зимбургера? – переспросил я.
Он кивнул.
– Вчера я не хотел об этом упоминать, потому что он мог наведаться.
– Минутку, – пробормотал я. – Мы про одного и того же Зимбургера толкуем? Про «генерала»?
У Сандерсона сделался недовольный вид.
– Все верно, он один из наших клиентов.
– Черт возьми, – сказал я. – Наверное, с бизнесом совсем худо. Ведь этот человек просто мудак.
Сандерсон покатал в пальцах карандаш.
– Вот что, Кемп, – медленно проговорил он. – Мистер Зимбургер строит марину – и очень немалую. – Он помолчал. – Он также собирается построить один из лучших отелей на острове.
Рассмеявшись, я откинулся на спинку стула.
– Послушай, – резко произнес Сандерсон. – Ты здесь уже достаточно долго, чтобы начать кое-что для себя уяснять. И одна из первых вещей, которые тебе следует усвоить, это что деньги порой в весьма странной обертке поступают. – Он постучал карандашом по столу. – Зимбургер, известный тебе как «просто мудак», может тридцать раз купить тебя и продать. А если ты все-таки настаиваешь на том, чтобы судить по одежке, лучше тебе куда-нибудь в Техас переехать.
Я снова рассмеялся.
– Может, ты и прав. А теперь будь так любезен рассказать, что у тебя на уме. Я спешу.
