еще и с оружием?
Зезва повернулся к Касперу и отцу Кондрату.
— Пожалуй, нам пора. Эй, Сайрак!
Солнечник неохотно кивнул.
— Действительно, едем.
Сайрак двинулся вперед, свернув на довольно широкую улицу. Шум и гомон толпы стали постепенно утихать.
— Расслабьтесь, судари мои, — не оборачиваясь, проговорил Сайрак. — мы в мзумском квартале.
Услышав это, посланники Ламиры перестали пялиться на окна, хотя Каспер так и не убрал лук, чем вызвал молчаливое одобрение Зезвы и грустную улыбку отца Кондрата. Монах, казалось, о чем-то мучительно размышлял, опустив голову. Зезва оглянулся на Площадь Брехунов.
— Сайрак?
— Да?
— Это правда, что рассказывает Антан из Даугрема?
Офицер скривился, словно проглотил сгнившее яблоко.
— Совершеннейшая правда, господа-посланники! Душевники уже давно мутят воду, всё мечтают о независимой Душе!
— Душа? — встрепенулся брат Кондрат, словно очнувшись.
— Ну, да, — Сайрак смерил его взглядом. — Они ж душевники, да поглотит их Кудиан! Представьте только, страна с названием 'Душа'! Вот дурни.
Мимо промчалась стайка ребятишек. Завидев всадников, они разразились приветственными криками.
— Слава Мзуму, слава королеве Ламире!
— Слава! — Сайрак милостиво осклабился и даже поднял руку в перчатке. Восхищенная детвора застыла с раскрытыми ртами. Отец Кондрат принялся благословлять их, осеняя знаком Дейлы.
— Любите людей, — тихо говорил монах, — почитайте родителей, не делите ближних на своих и чужих, помните, все люди — дети Ормаза и Дейлы.
— И душевники? — спросил один чумазый мальчуган. — А вот папа говорит, что они все — бродяги и разбойники!
— Твой отец неправ, — строго сказал брат Кондрат. — Светлоокая Дейла любит своих детей, и душевники такие-же её чада, как и все остальные люди. Ясно?
— Да, отче, — послушно закивали маленькие цумцы, восторженно косясь на доспехи Сайрака.
— Ну, идите себе, с Ормазом!
Брат Кондрат проводил детей взглядом и повернулся.
— Дурные дела творятся в этом городе, — печально прогудел он. — Зараза проникла даже в сердца ангелов — наших детей! А тот брат, что не захотел даже поговорить со мной, я не могу до сих пор придти в себя… Не могу! Что ты смотришь на меня, Зезва Ныряльщик? Давно не видел, а?
Сайрак подпрыгнул в седле и воззрился на Зезву округлившимися от изумления глазами. Зезва нахмурился. Ну, кто тянул за язык этого монаха?
— Ныряльщик Зезва? — наконец обрел дар речи Сайрак. — Вот это да! Уж теперь душевная банда у нас попляшет, дуб им всем в зад, охо-хо!
Ожидавший совсем другой реакции Зезва сердито пришпорил Толстика, который с самым недовольным видом прибавил шагу. Сайрак еще пару раз восхищенно цокнул языком, затем подбоченился еще горделивее и двинулся следом. Теперь его взгляды на Зезву были преисполнены уважения.
— Горемыка! Горемыка, где ты?
Тишина.
— Горемыка!! Долго я должна ждать тебя?
Молодая красавица — эрка всплеснула руками и негодующе нахмурилась. Ну, куда он запропастился опять, этот душевник? Даром, что муж, а ведет себя, словно дитя неразумное. Девушка оправила складки платья с мзумскими узорами, смахнула с длинной черной косы паутинку и присела на скамеечку под виноградником, на котором уже созревали золотые гроздья винной ягоды. Эрка улыбнулась. Скоро, совсем скоро начнется винный месяц, и они с мужем и всей многочисленной родней будут убирать виноград. А потом, когда драгоценные плоды окажутся в больших плетеных корзинах, настанет пора давить сок. Вместе с девушками и женщинами она будет весело давить сочные ягоды босыми ногами. Улыбка девушки стала еще шире. Шорох заставил ее обернуться. Она не успела вскочить, так как очутилась в могучих объятиях мужа.
— Атери, радость моя! — великан-душевник радостно засмеялся и поднял запротестовавшую жену в воздух.
— Осторожнее, ты, душевник неотесанный! Где ты был, Горемыка? Неужели кузница важнее семьи? И в чем это ты вымазался опять?
Атери вырвалась из объятий мужа и, отступив на шаг, придирчиво осмотрела его с головы до ног. Тот смущенно потупился, неловко пряча за спиной огромные ручищи. Затем шмыгнул носом, провел рукой по всколоченным рыжим волосам. Атери ждала ответа, уперев руки в бока.
— Я муку принес, — сообщил Горемыка, улыбаясь.
— Ах, вот в чем ты вымазался! — Атери покачала головой. — Весь белый, как Снежный Дед!
— Да, клянусь Священной Рощей! — засмеялся Горемыка.
— Голодный, наверное? — сменила гнев на милость Атери.
— Быка бы съел, клянусь дубом!
— Недаром тебя прозвали Горемыка, обжора! Ладно, пошли в дом, душевник.
— Иду, солнечница.
— Умойся сначала.
— Уже бегу…
После обеда Горемыка пошел возиться с деревьями и виноградом. Атери прибралась в доме, накормила собаку и кошек, отнесла мужу свежего яблочного сока. Приставив ладонь ко лбу, молча наблюдала, как Горемыка пьет маленькими глотками терпкий пахучий напиток.
— Ух, аж зубы сводит, — заулыбался Горемыка. — Но жажду утоляет хорошо! Яблоки кислые попались?
— Нет, не так чтобы очень… Горемыка?
— Да?
— Я ходила к соседке.
— Ты каждый день к ней ходишь, Атери! И не только к ней, клянусь Рощей!
Атери нахмурилась. Пару раз стукнула ножкой по выложенному камнем настилу двора. Вечернее солнце проглядывало сквозь виноград. Подул прохладный ветерок, и девушка накинула на голову платок.
— С некоторых пор я редко бываю у Наи. В последний раз еще в начале лета.
Горемыка уставился на жену.
— Вы с Наи поссорились? Не верю.
— Мы не ссорились. Просто она не хочет больше меня видеть.
— Да ты что?
Атери вздохнула и взяла мужа за руку.
— Сегодня она высказала мне все, о чем думает. Объяснила, почему больше не хочет дружить со мной.
Потому что я — 'проклятая солнечница'.
Горемыка потрясенно смотрел на жену. Атери грустно улыбнулась.
— Забыл, как твоя родня противилась нашей свадьбе? Как не разговаривали с тобой долгое время?
— Все это в прошлом, Атери! — Горемыка взглянул жене в глаза. — Мои родичи давно смирились и
