твой народ.
— Мой народ? — усмехнулся Амкия. — Судя по растерянному виду в начале беседы, ты даже не был уверен, какого цвета квеш перед тобой. Я чувствовал этот страх, боязнь назвать меня не тем именем. Не бойся, Снежный Вихрь. Говори, что за могущественный чародей этот Зезва, раз уж хитроумный рвахел пришел просить помощи квешей!
Снеж некоторое время обдумывал ответ. Удод взмахнул крыльями, устраиваясь поудобнее на плече Амкии. Было слышно, как у входа в склеп завывает ветер.
— Он — ныряльщик, — прервал молчание Снеж. — Не так давно погубил кудиан-ведьму. Это все, что я знаю.
— Более чем достаточно, чтобы уважать такого соперника, — покачал головой Амкия. — Ныряльщик… Я думал, их уже не осталось. Берегись, Снежный Вихрь. Опасайся человека, способного отправить на соль хвостатую ведьму из Грани! Ты испытываешь к нему ненависть?
— Нет, великий царь, не испытываю.
— Я не буду больше задавать тебе вопросов, восьмирукий брат. Ты сказал достаточно, а излишнее любопытство — человековский порок… Мы поможем отыскать этого Зезву, хотя… ведь он в какой-то мере брат нам.
— Человек не может быть мне братом! — вспыхнул Снеж.
— Ну-ну, успокойся…
Амкия перевел взгляд на покрытый пылью гроб.
— Под этим камнем лежит умерший человек, Снеж.
Рвахел молчал. Перед его глазами встала сцена расставания с мамой. 'Сынок… не нужно мстить. Всех человеков не убьешь, помни, у тебя малолетние братья и сестры. Если ты погибнешь, кто позаботится о них? Узнай лишь, где похоронен отец…'
Снежный Вихрь сжал ножи. Амкия внимательно смотрел не него.
— Кроме него, на человековском кладбище много могил, но не в каждой покоится человек. Да, не в каждой. Здесь похоронено немало чудов. В смерти все равны, мой восьмирукий брат. Её объятия одинаково ледяные для всех живущих на земле и под землей… Ты хочешь что-то сказать, но сдерживаешься, я же вижу.
— Амкия, — выговорил Снеж, — я ненавижу человеков. Так было всегда.
— Всегда? — усмехнулся квеш. — С самого твоего рождения?
— Нет! Нет… рвахелы не могут быть друзьями человеков, царь. Не могут. Мой отец…
Снеж запнулся. Внимательные глаза Амкии на несколько мгновений прикрылись веками.
— Я начинаю догадываться о причинах ненависти, терзающей твою душу. Духи коридоров свидетели, человеки погубили немало черных квешей. Двух моих предков люди бросили в колодец, предварительно завязав глаза. А сверху накидали огромных камней. Потом этих человеков объявили рыцарями и даже сделали героями летописи. Нас считают нечистью, теми, кто приходит ночью и ворует детей. Ночниц и ночников человеки давным-давно записали в слуги Подземного Народа. И даже белые квеши…
Лицо Амкии исказила гримаса ненависти, такой сильной, что Снеж отшатнулся.
— Прости мою несдержанность, — царь черных квешей снова погладил удода. Тушоли уже потерял интерес к Снежу и теперь чистил перья. — Мы еще поговорим про этих червей…Знай же, юноша: когда я был несмышленым ребенком, то угодил в сеть, что ставили вокруг кладбища ловцы нелюдей. Я сидел и плакал, будучи не в силах выскользнуть оттуда. Судьбе моей вряд ли можно было позавидовать. Ловцы должны были скоро придти. По детской недальновидности, я забрел далеко от склепа, и родные не смогли бы мне помочь. Тем более, что солнце уже поднималось над крышами Цума. Но меня спасли, Снежный Вихрь, спасли.
— Кто же, царь? Твои родичи подоспели на выручку?
— Нет, юный рвахел. Не родичи. Маленькая человековская девочка. Она пожалела меня и выпустила из сети. Долго еще после этого она приходила к кладбищу, чтобы поиграть со мной. А потом перестала приходить.
— Почему, Амкия?
— Чёрная смерть забрала её вместе со всей семьей, — Амкия снова смотрел на каменный гроб. — Ночью, когда по всему Цуму горели Костры Смерти, я пробрался к ее лачуге. Болезни человеков не действуют на нас, ты же знаешь.
Амкия умолк, опустив голову. Долгое время лишь заунывные стоны ветра нарушали тишину.
— Она похоронена здесь, в этом склепе, — квеш указал на незаметный в полумраке бугорок могилы возле каменной громады гроба. — Моя спасительница-человек. А я до сих пор не могу простить себе, что не спас её тогда. Если бы увел ее сюда, подальше от Черной Смерти, что выкосила почти все бедные человековские кварталы… Я пронес маленькое тело на руках через несколько кварталов, потому что не хотел, чтобы ее сожгли вместе с другими несчастными.
Квеш вздохнул и присел возле могилки девочки. Снежный Вихрь осторожно подошел поближе. Одна из его правых рук непроизвольно сжала рукоятку метательного ножа. Его взгляд скользил по могиле девочки, а в душе росло смятение.
— Мы поможем тебе, друг рвахел, — поднял голову Амкия. — Но взамен попросим об услуге.
— Я готов, царь, — Снеж не смог сдержать радости.
— Белые квеши, эти гнусные черви… — квеша снова перекосило от злобы. — Наше сокровище — Цветок Эжвана, они уже много зим охотятся за ним. Мы не можем отдать его, лучше смерть!
— Я понимаю, — медленно проговорил Снеж.
— Слышал про Цветок Эжвана?
— Да, царь… Мать рассказывала.
— Они хотят заполучить его, слышишь, Снежный Вихрь? Много зим идет война между черными и белыми квешами за господство в Подземных Коридорах, и до сих пор нам удавалось одерживать верх. Цветок Эжвана надежно спрятан и охраняется. Но белые призвали тех, кто…
— Кого? — спросил Снеж.
Амкия ответил. Юный рвахел непроизвольно выбросил две правые руки с ножами из плаща. Квеш покачал головой.
— Не передумал, восьмирукий брат?
Снеж несколько мгновений смотрел на могилу, затем перевел взгляд желтых глаз на Амкию, смотря на него сверху вниз.
— Не передумал, царь.
Ветер завыл, словно дикий зверь. Подняв голову, Снеж вздрогнул, потому что удод Тушоли снова смотрел на него.
Той ночью не только чуды бодрствовали на старом кладбище. Несколько всадников, звеня оружием, быстро скакали по спящему Цуму, разбрасывая вокруг себя брызги и грязь. Еще сильнее зарядил дождь. Вспышки молний скупо и ненадолго освещали улицы, мелькали в жиже сточных канав. Всадники подъехали к несколько покосившемуся дому на окраине города, на вид трактиру, судя по вывеске с изображением кривоного солдата с кружкой пива в руках-палках. Ветер раскачивал мутно мерцающий фонарь, заботливо вывешенный для того, чтобы страждущий люд мог быстро отыскать дорогу к корчме. Двое всадников спешились и передали поводья спутникам, оставшимся в седлах. Не говоря ни слова, те уехали, уводя лошадей. Проводив их взглядом, два ночных визитера толкнули скрипучую дверь и вошли в трактир.
Их ждали. В пустом зале (только в самом углу спали двое пьянчуг) из-за широкого круглого стола навстречу поднялось трое: круглолицый крепыш с обвислыми усами рыжего цвета, плешивый толстяк с бегающими глазами и, наконец, низенький человек с кривыми ногами и необычайно волосатыми руками.
— Большая честь, — приветственно осклабился кривоногий. — Какие люди пожаловали! Господин Элан Храбрый! Дружище Хотанг! Садитесь же, садитесь!
Приятели кривоногого во все глаза смотрели, как гости скидывают плащи и усаживаются на предложенные места. Прибывшие некоторое время молча сидели, подкрепляясь подогретым вином, принесенным по приказу кривоногого. Один из незнакомцев — высокий брюнет с орлиным носом, наконец,
