местом жительства благородно рожденных, а в нижней ее части располагались арсенал и склады, где мы нашли запасы ячменя, проса и полбы, кувшины с растительным маслом, пивом и вином (в малом количестве). В самых нижних подвалах были темницы, ныне пустовавшие.
Обойдя башню, мы вышли во двор, квадратный, мощеный – что раньше я встречала только в Трое. Вдоль стен размещались деревянные постройки. Были здесь казармы для солдат и бараки для обслуги, небольшая кузница, конюшни, загородки для колесниц и загон для скота. Кроме кузницы я не увидела ни мастерских, ни того, что, с моей точки зрения, могло служить лечебницей. Это позволяло сделать определенные выводы.
Затем мы вернулись в башню, и нас проводили наверх, в жилище, которое, очевидно, занимал покойный комендант крепости. То есть в этой комнате он вряд ли жил, здесь он занимался делами… Оно и к лучшему.
Сразу же пришел Менот-фригиец, довольно шустрый малый. Он и при штурме был в самой заварухе, и после штурма явно не дремал.
– Келей спрашивает, что с пленными делать.
– И много их там?
– Штук пять. – Это говорил человек, сам недавно бывший рабом. – И еще тот… тварь белесая.
– Вроде меня?
Он поперхнулся. Я махнула рукой.
– Ладно. Давай их сюда. И пусть Келей сам приходит. Посмотрим, что за товар.
Товар был неважный. Пленных солдат оказалось четверо – Менот проявил небрежность или излишнее презрение – еще не оправились от горячки боя и поражения. Вдобавок, прежде чем самофракийцы сообразили их не резать, они успели их слегка побить. А может, это было уже после того, как их решили не резать.
Покрытые грязью, в синяках и ссадинах, с налитыми кровью глазами, они двигались как во сне, и, казалось, плохо соображали, что происходит.
Аглибол, все предыдущие дни заключенный на корабле, разумеется, не был так измучен, как остальные. Зато он успел слегка заволосатеть – череп у него покрылся редкой русой щетиной, на лице образовалась жидкая, но явственная бороденка, и, по-моему, это его злило почти так же, как падение крепости.
В обители коменданта со мной находились, помимо Хтонии с Митиленой, Никта и подоспевший Келей. С ним вместе от кораблей пришла Биа, но она осталась за дверью.
– Будешь со своими присными нас пытать? – с ненавистью спросил Аглибол.
Никак не мог он отказаться от обязательности пыток. Решил, что мы должны его пытать, и все. И то, что этого не происходило, выводило его из себя. Смешно. А может, Келей прав, и он действительно на них напрашивался? Зря.
– Ну, зачем же? Просто хотим поглядеть на непобедимых воинов, достигших вершины, истинных детей Солнца…
– Твои издевки достойны рабыни из воровской шайки.
– Рабы ли мы, воры, а крепость у нас в руках. И без особых усилий. Благодаря тебе.
– Это только одна крепость! А их еще много, сука!
– Верно. Их еще много. И я возьму их все.
– Врешь! Дикарям может повезти в начале их набега, но потом их снова отбрасывают в навоз, откуда они выползли.
– Как благородно выражается этот благородно рожденный, – с нехорошей улыбкой сказала Митилена.
– Он нам теперь бесполезен, – вмешался Келей. – Мирина, можно, я им займусь?
– Да! – Аглибол оскалился. – Ты достаточно наигралась в великодушие. Можешь сейчас показаться во всей красе. Благородный не боится пыток, не боится смерти…
Все это время я следила за лицами прочих пленных. Потом спросила, обращаясь к ним:
– А вы что скажете?
Они даже не сразу сообразили, что вопрос задан им. Затем один что-то пробормотал. Звучание слов было незнакомо, но фраза «не понимаю», похоже, на всех языках произносится с одинаковым выражением.
Аглибол торжествующе расхохотался.
– Ты промахнулась, женщина! Это простые солдаты, они не знают критского. А Высокий язык тебе недоступен. Даже если бы они захотели предать Солнечное царство, они не смогут этого сделать. Режь их на куски – они ничего тебе не расскажут!
– А ты, значит, тоже ничего не расскажешь? Не откроешь место своей столицы?
– Нет!
– Даже если я буду резать тебя на куски?
– Режь, и ты увидишь превосходство истинной расы над скопищем баб и рабов!
– Ясно. Тогда ты взаправду бесполезен. Так же, как эти твои недотепы. А я не держу у себя бесполезных людей.
Келей блаженно улыбался.
