– Я даже не знаю, где искать это самое дно, – кисло ответил Мэллори.
– Высматривайте каких-нибудь подозрительных типов. Пустите в ход деньги. Спросите у полицейского. – Виннифред устремила на детектива суровый взгляд. – Вы же сыщик, Мэллори. Вам ли не найти способ?
– Надо назначить место встречи, – молвил Мэллори.
– Дайте пораскинуть умом, – принялась вслух размышлять она. – Патологиум слишком далеко в стороне, Таймс-сквер в новогоднюю ночь слишком забит народом. Равно как гостиницы и театральный район. – Вдруг она просияла и улыбнулась. – Есть! Встретимся на Нью-йоркской фондовой бирже!
– А где это? – спросил Мэллори.
– На Уолл-стрит.
– Я лишь хотел убедиться, что она по тому же адресу, что и в моем мире, – пояснил детектив и ненадолго умолк. – Хочу узнать просто из любопытства: что уж такого замечательного в бирже?
– Она расположена в центре и будет совершенно пустынна. В Новый год там не ведут никаких торгов.
– Ладно, – пожал плечами Мэллори. – Во сколько вы хотите назначить встречу?
Виннифред посмотрела на часы.
– Сейчас примерно без четверти час. Как насчет четверти третьего?
– Это же всего полтора часа, – указал детектив.
– Я оптимистка, – откликнулась она. – А спрятать единорога в Манхэттене куда труднее, чем вам кажется. Кроме того, – добавила она, – к тому времени вы, наверное, захотите обменяться информацией.
Она подняла глаза на официанта, наконец-то прибывшего с напитками.
– Спасибо, – сказал Мэллори. – Сколько я вам должен?
– Шестьдесят центов, – сообщил тот. Мэллори вручил ему шестьдесят центов, и официант удалился.
– Да уж, исключительное заведение, – отметил детектив. – Видимо, им еще ни разу не доводилось слыхать еще и об инфляции.
– По-моему, это твое. – Виннифред пододвинула сливки к Фелине. Девушка-кошка угрюмо уставилась на нее, потом схватила бокал, опорожнила его одним глотком и отвернулась лицом к стене.
– Недурно, – прокомментировал Мэллори, сняв пробу со своего горячего тодди. – Кстати, я все ломаю голову: как вас угораздило стать охотницей на крупную дичь?
– Может, мой Манхэттен кажется вам новым и интересным, – пояснила Виннифред, – но я тут выросла. Мне всегда хотелось поглядеть, что там, за тем холмом, навестить девственные леса, пока они еще не укрощены и не одомашнены, увидеть чистый горизонт, не загороженный зданиями.
– И потому избрали охоту? Она кивнула.
– Я отправилась в путь, чтобы схлестнуться с животными, которых еще никто не видел, покорить горы, на которых никто не бывал, пересечь реки, через которые никто не переправлялся, исследовать земли, где еще не ступала нога цивилизованного человека. – Она ненадолго задумалась. – И я это осуществила. Я провела в буше двадцать семь лет, а зоопарки и музеи забиты моими трофеями.
– Тогда-то вы и вступили в армию?
– Я вообще не вступала в армию. Дисциплина и строгий распорядок мне не по вкусу.
– Но вы ведь полковник, – указал Мэллори.
– Ах, это, – передернула она плечами. – Мне присвоили чин полковника, когда я помогла подавить восстание, вспыхнувшее в буше среди троллей.
Мэллори допил свой горячий тодди и от нечего делать заметил:
– Должно быть, вы пережили массу увлекательных приключений. Какое произвело на вас наиболее неизгладимое впечатление?
– Мое любимое приключение? – переспросила полковник, прикрыв глаза и предавшись воспоминаниям с ностальгическим выражением на лице. – Мне вспоминаются серебряные блики луны на глади тропической лагуны, ощущение крепкой ладони, пожимающей мою руку, да произнесенные шепотом слова, чуточку заглушающие шелест прибоя. Но более всего мне памятен сладострастный аромат жасмина и свежее дыхание ночного бриза.
– Весьма романтично, – заметил Эогиппус.
– Романтично, не правда ли? – согласилась Виннифред и улыбнулась благостной, не лишенной горечи улыбкой. – Самое смешное, что ничего такого ни разу не приключилось, во всяком случае, со мной.
– Простите? – озадаченно проронил Эогиппус. Виннифред вздохнула.
– Я отправилась в буш толстой, неуклюжей девушкой, а вернулась толстой, морщинистой старухой. – Она помолчала. – И все-таки я помню все неслучившееся, как будто это было вчера. Говорят, что сердце выкидывает фокусы над нами, но не верьте: это рассудок. Эти воспоминания более реальны для меня, чем любое событие, случившееся на самом деле. Я до сих пор чую всепоглощающий аромат жасмина. Лица видятся мне словно в дымке – мое выглядит симпатичнее, чем было на самом деле, а лицо возлюбленного я не могу припомнить, но ароматы и ощущения вполне реальны, так реальны, словно все это было на самом деле:
– Она помолчала. – Разве не смешно, что это самое яркое мое воспоминание о жизни на лоне природы?
– По-моему, это совсем не смешно, – искренне признался Мэллори.
