– Балок заперт.
– Как это? – не понял Васька.
– На замок! – усмехнулся Мишка.
– Ладно врать, – Серега смотрел на него недоверчиво.
– Точно. И замок неслабый.
Серега с Васькой, все еще не веря, пошли к балку, а Мишка в сарай. Он надеялся на него. Весной там было много сетей, которые сейчас очень пригодились бы. Открыл покосившуюся дверь. Сети, аккуратно набранные, висели по стене. Он снял одну и, радостно приплясывая, вышел к мужикам. Васька как раз пытался подцепить дверь какой-то железкой, Серега, прильнув к окну, заглядывал внутрь.
– Не, Вась, там, кажется, на болтах всё. Не выдрать.
– А?! Эй, медвежатники! – пропел Мишка, показывая сетку.
– Че?
– Через плечо!
– О! – Васька бросил железку, – о-о-о!.. С рыбой будем!
– Слушайте, а что с замком-то делать? – Се-рега опять приник к окну. – Хорошо там – нары, стол, печка. Может, окно разбить?
– И что, лазить через него? Ключ где-то должен быть, – Васька внимательно посмотрел вокруг.
Они обшарили все возле двери, баню, сарай – ключа нигде не было. Мишке первому надоело и он занялся сетями. Они были старые, нитяные, с дырками, но еще крепкие. Кольца грузил из толстой проволоки висели отдельно.
Мишка вынес их на улицу.
– Можно вырубить косяк на хер, вместе с замком, – предложил Серега.
– Как? – повернулся к нему Мишка.
– Топором!
– Я не знаю, мужики, может, ну ее... в бане переночуем? – он стал навешивать грузила.
– Ну, – Васька сдвинул шапку на лоб и почесал затылок. – Но странно... первый раз вижу, чтоб зимовье на ключ запирали.
– Хозяйственный, видно, хозяин-то. – Мишка закончил вешать грузила, снял сеть с гвоздя, встряхнул ее любовно, – хрен с ним, так перекантуемся.
Они разгрузили лодку, и Васька с Мишкой поплыли на другой берег, выметывая сеть. Их потихоньку сносило течением. Серега с другим ее концом шел вдоль воды. Снасть у него в руках задергалась сразу, как только растянули.
– Что-то есть уже, мужики! – крикнул через речку.
– Держи, держи, – ответил Мишка, – ровно иди, не обгоняй.
Они не провели и сотни метров, когда стало понятно, что хватит. Уже в нескольких местах на поверхность реки выворачивались белые бока. Стали закручивать к берегу.
Сетка здорово дергалась. В раздувшемся на течении прозрачном полотне белела и извивалась рыба. И хотя Серега не был рыбаком, детского азарта в нем было не меньше, чем в друзьях, Мишка два раза уже крикнул, чтобы он не тянул, но он потихоньку выбирал. По поверхности, пытаясь освободиться от сети, заплясали две рыбины сразу. Одна здоровая, желтоватая, другая поменьше, серебристая, как селедка. Он вытащил их на берег и, не зная, что делать, прижал коленками. Мужики причалили, вытянули лодку.
Васька стал осторожно вытаскивать. Впереди в сетке ворочалась большая рыбина.
– Нельма, ребят! – заорал Мишка радостно, заглядывая Ваське через плечо, – осторожнее, Рыжий, еле держится...
Васька приподнял верхний урез, быстро опустил руку в воду и не без труда вытащил толстое серебряное полено с небольшой по-щучьи вытянутой мордой.
– Вон еще одна! – заорал Серега. – И еще! Что за рыба-то, Мишань?!
Много попалось. Восемнадцать штук, не считая щуки, которую Васька выбросил в воду. Он аккуратно кучками разложил их на снегу. Омуля, чиры, сиги, муксуны, хариус и красавица-нельма. В ней было килограмм семь или поболе, и вся она была как живая, дрожащая еще лужа чистого серебра. Только спина нежно-серая. Рыбы тяжело, лениво изгибались, всплескивали хвостами.
– Надо омулей засолить, – предложил Васька, – к ужину готовы будут.
– Ну, – согласился Мишка, – а из этой уху. Ты когда-нибудь уху из нельмы ел?!
– Вся в котел не полезет. – Васька любовно провел ножом по гладкому, мелко дрожащему боку рыбины, счищая крупинки снега.
В тундре стемнело. Погода, похоже, на самом деле отпускала. Сняли куртки, развесили по гвоздикам на сарае. Делами занялись.
Мишка варил уху, Васька на берегу чистил и солил омулей, а Серега топил баню, воду таскал. Уха уже вовсю кипела, обнажая большие белые куски рыбы. Мишка пробовал ее из половника. Серега принес откуда-то лавку, поставил к столику.
– Чего там, топится?
– Тепло уже. Может, через часок-полтора.
По баньке кто-то ходил, скрипел негромко дверцей буржуйки, наливал воду в чайник. Свежим дымом пахло. «Васька встал», – понял Мишка и натянул спальник на голову. Было прохладно, и вылезать не хотелось. Он повернулся на другой бок, думая покемарить еще, пока не стало тепло. Дверь хлопнула, и все стихло. Только уголь в печке разгорался и начал приятно пощелкивать. Мишка высунулся из спальника.
Рыжий встал. Он всегда первый встает. Печку растопил, чайник поставил, пошел на берег посуду мыть. Вот человек, щурился Мишка спросонья, с привычной к Ваське радостью в душе, и всегда такой был. Раньше, правда, совсем застенчивый был – краснел от любой ерунды. Зашел Васька – чистая посуда так не блестела, как его загорелый череп – почти ничего к сорока годам не осталось, а когда-то светло-рыжая, богатая шевелюра была. Но малость выцветшие уже васильковые глаза, светлые брови, веснушки и способность залиться краской, как девка, – это все на месте. «Вот интересно, если б я первый встал, – усмехнулся про себя Мишка, – я бы всех уже к делу пристроил. Васька ничего этого не делает, а лежать неудобно».
– Что там на улице, дядь Вась?
– На у-улице! – Васька растопырил свою выразительную пятерню и нежно провел ею перед собою по воздуху. – Это мой вам подарок! Сейчас еще кофе сделаю. Буди кучерявого.
– А я не сплю, – раздался сонный голос, и из толстого пухового спальника высунулось сильно помятое, в обрамлении мягких, вымытых вчера кудрей лицо. Глаза, правда, закрыты, на макушке – будто кто специально для смеху пух приладил.
Васька домешал сахар, поставил три полные кружки на дощечку, как на поднос, и пошел на улицу.
– Давайте быстрее, остынет.
Серега и Мишка натянули свитера, сапоги, выползли на крыльцо и невольно зажмурились.
Солнце слепило. Все было укрыто свежим снегом. Ослепительно белыми были берег, лодка, вся тундра. Озеро, хорошо видное отсюда, вчера еще черное, синело в пушистых берегах. Низенький жесткий кустарник за балком был похож на хлопковое поле. И над всей этой красотой размахнулось громадное синее небо. Ни облачка на нем не было.
– Да-а! – Серега полез за сигаретами. – Наконец-то!
Молча пили кофе. Смотрели на тундру, на тихую речку в белых кудряшках кустарников по берегу.
– В тундре вот что главное, – сказал Серега, задумчиво глядя вдаль, – сюда надо приезжать небо смотреть. Его здесь много... когда оно пасмурное, то прямо как под каток попал. А когда вот так, то... прекрасно... – помолчал и добавил: – прекрасно! А есть же наглецы, – повернулся он к Мишке, – которые берутся вот такое изобразить! Художники всякие! Разве ж это возможно?!
Они курили и щурились, как коты. Солнце разливалось по бескрайней заснеженной равнине, золотило тонкий ледок у берега. Воздух был прозрачным как слеза, впервые за все время напоенный солнечным светом. И по-осеннему, или даже по-зимнему, уже холодным.
– Меня поздней осенью такая тоска иногда берет, – нарушил Мишка эту благость, – вот в такую погоду, когда небо чистое и хорошо. Сердце забьется от какого-то непонятного счастья, – он выронил окурок,
