посмотрел, как он гаснет в снегу, – пацаны мои перед глазами встанут... так, чем-то своим заняты... и защемит – даже слезы наворачиваются. Жалко чего-то. Свалишь отсюда, а они останутся. Как тут они без меня... а я без них? И не себя, – Мишка уверенно покачал головой, – нет! Любви, видно, жалко! Не станет, ведь, ее, получается! Они-то могут меня вспоминать, а я как же? На том-то свете любовь есть? А, Серег?..
– Да-а! – произнес Серега задумчиво, – у него тоже росло двое пацанов и еще любимица-девка, которой Мишка был крестным. – Должна быть! Любовь. Куда же без нее.
Васька собрал кружки и пошел к воде. У него были две ясноглазые белобрысые девчонки. Обе умницы и отличницы. Он о них часто думал, но вслух говорить не любил. Только если выпивал лишнего. Вчера, кажется, так и было. После бани они славно посидели. Он с утра вспомнил об этом и мучился. Присел, постучал кружкой по закраинке. Лед только с виду казался тонким – не разбился, трещинами пошел. Вдоль всего берега играла на солнце прозрачная полоса темного стекла. Вода с веселым бормотаньем под нее забегала и гнала плоские пузыри.
– О-й-й, – сладко потянулся Серега, – может, завалимся еще на часок, а Мишань? После бани-то как спалось! Ты что думаешь делать?
– Черт его знает? Дальше-то пойдем?
– Куда? – Серега надеялся, что Мишка уже не заведет этого разговора.
– На Пясину.
– А ты бензин смотрел?
– Смотрел.
– Ну?
– Километров на сто восемьдесят осталось.
– А до Пясины сколько?
– Примерно двести пятьдесят. Такая погода будет, можно и на веслах. А, дядь Вась?
Василий подошел, поставил кружку на стол, руки об задницу вытер.
– Да я ничего... речка только замерзает.
– Мишань, опять ты дурака валяешь, – возразил Серега благодушно, но и настойчиво, – семьдесят километров на веслах! А если зазимуем где-нибудь?
Они посмотрели друг на друга. Мишка понимал, что Серега прав. Молчал, о чем-то думая.
– А с вертолетчиком как договаривались? – спросил Васька.
– Это да, – Мишка достал карту, – рискованно маленько... если идти, то только до Пясины. Так и решали – или здесь, или там.
– И потом, если бы он точно знал, где мы, а так. – Серега посмотрел на речку, – где мы на этих двухстах километрах? А если правда замерзнет? Слышь! – он удивленно вскинулся на друзей. – Вы башкой подумайте! Как нас здесь искать-то будут? До Дудинки – триста верст! Мужики, кстати, в Дудинке, что говорили? Замерзнет! Вот!
Все замолчали, глядя на речку.
А она красивая была. Речка. Солнечная. Синела под синим небом. Манила куда-то в белоснежные дали! Обещала. И трепетали, и волновались души.
– Мужики, – заговорил вдруг Мишка ласково и уверенно, – чего мы бздим-то?! Что уж мы такого не видели, чтоб не пойти? Не встанет она быстро. Не бывает так.
Васька гладил пятерней лысину и улыбался. И радостно, но как-то смущенно и сосредоточенно улыбался. Как будто у кого-то далекого разрешения спрашивал. Серега стоял и смотрел вниз по реке. Курил. Потом повернулся:
– Ну скажи мне, что ты вообще в эту Пяси-ну уперся? Чем тебе здесь плохо? Баня! Рыбалка! В тундру вон сходим!
Мишка молчал, задумавшись.
– Место там красивое!
– Откуда ты знаешь?
– Говорили...
Васька ушел в баньку. Слышно было, как с печкой возится. У Сереги были вполне разумные аргументы, а у Мишки – нет. Одни смутные ощущения у него были, что надо идти дальше. И Сере-га отлично это понимал, потому что и в нем были те же чувства, и он готов был уступить, если бы не дурной риск.
– Все-таки углем противно топить, – Мишке все здесь начинало не нравиться, – то он горит, то не горит... и воняет. Странный все же... хозяин-то здешний. Балок закрыл!
Он помолчал. Карту сложил. В кофр засунул. И вдруг улыбнулся:
– Мы раз с Васькой припозднились на зимней рыбалке. Ночь уже навалилась, мороз лютый, а до деревни больше десяти километров. Вспомнили про землянку одну рыбацкую. Свернули к ней – крюк небольшой – идем и Бога молим, чтоб не сильно худая была, да хоть печечка какая-нибудь. Пришли, а та- ам. – Мишка развел руками, – печка новенькая, нары с матрасами и одеялами, посуда чистая, дрова сухие... даже радиоприемник висит. Вот это было счастье. Мы утром с Васькой им дров на месяц наготовили, бутылку оставили и записку написали.
– Ну, понятно.
– И ведь... давно было, а мы помним тех незнакомых мужиков. Получается, что они о нас позаботились! Иной раз и выпьем за них, – Мишка повернулся на балок, – и этого... тоже не забудем, наверное.
Васька подошел. Сел рядом с ними.
– Ну как? – спросил вроде бы просто так, но в голосе у него что-то было такое.
– Что? – Мишка очнулся от воспоминаний.
– Как же ты там лазил и ничего не нашел! – лицо у Васьки было хитрое.
И тут Мишка увидел, что Васька сидит на канистре.
– И что там? – насторожился Мишка.
– Бензин! – Васька открыл крышку, – Десять литров!
Мишка нагнулся, понюхал. Повернулся, радостный, к мужикам:
– Ну чего нам еще-то надо!
Они медленно собирались. Жаль было начинать все заново. Немного жаль. Увязались хорошо. Сотню патронов гусиных в новеньких пачках выложили на полок – за бензин и уголь. Извинились, что пришлось попользоваться. Про замок ничего не стали писать. Отчалили. Речка несла бодро.
– И-е-ех! – крякнул Серега, надевая перчатки и окидывая взглядом удаляющееся жилье, – осли-на ты ослина! Одно слово!
Видно, однако, было, что он доволен. И Васька был доволен. И Мишка. Он вглядывался вперед, сердце наполняла хорошая рабочая тревога – крепкое дело впереди и его надо сделать. В этом был весь Мишка.
К вечеру они отмахали сто семьдесят километров. Целый день светило солнце. На скорости холодно было. Время от времени глушили мотор и шли на веслах, грелись. Несколько раз останавливались в красивых местах. Доливали бензин. Чай варили.
Было уже шесть часов. Солнце еще не коснулось горизонта, но становилось совсем холодно. Настоящая зима была вокруг. Заглушив мотор, они сплывали по течению, присматривая место для ночевки.
– А какое сегодня число? – спросил вдруг Серега, повернувшись к мужикам. Грязная бан-дана косынкой завязана под подбородком, чтобы закрывала уши, сверху лыжная шапочка натянута. Нос красный и сопливый. Мужики рассмеялись.
– И-ей-ех, – вы на себя-то посмотрите! – покачал головой Серега.
На Мишке была зимняя шапка. Вся в инее от дыхания.
– Тридцать первое августа, – посмотрел Васька на часы.
– Вот и я об этом, – Серега засунул руки между ног, – завтра осень!
Мишка с Васькой улыбались и смотрели на снежные берега.
– Завтра мои в школу пойдут, – Васька поежился, – в платьицах. Даже не верится, что где-то сейчас тепло.
– Я вам говорил, надо на юг ехать, – фантазировал Серега, – лежали бы сейчас на пляже. Кругом – девки! – он повел рукой по горизонту. Концы косынки под подбородком качались двумя примороженными
