{16 ...не различает сущностного Блага... — «Аркесилай утверждал, что ничего на свете нельзя познать, даже того, что оставил для познания Сократ» (т.е. «я знаю, что ничего не знаю»), — пишет Цицерон (Academica 112, 45).}
17. А в наши дни устроители обедов, в особенности в прекрасной Александрии, только и знают, что кричать да браниться с виночерпием, прислужником, поваром, а кругом визжат рабы, которых лупят слева и справа. Впрямь гостям от такого обеда мало радости. Когда же [перед пиром] приносят жертву, [f] то сам бог закрывает лицо и покидает не только дом, но и город: смешно ведь, когда хозяин призовет к благоговейному молчанию и тут же сам начнет клясть и жену и детей. Вернее бы ему возвестить гостям [Ил.II. 381; ср.364а]:
Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье!
Ибо дом у него [Софокл 'Эдип-царь' 4]
Одновременно фимиамами,
(421) Моленьями наполнен и стенаньями.
На эти слова кто-то из гостей откликнулся: 'Из сказанного следует: не надо наедаться до отвала. Скромный обед не приводит ни к пьяному буйству, как утверждает Амфид в 'Пане' [Kock.II.244], ни к дракам, ни к обидам, как свидетельствует Алексид в 'Одиссее-ткаче' [Ibid. 354]:
- Каждодневное застолье с частыми попойками
Нудит пьяных тешить душу злобными насмешками,
От которых больше горя, чем бывает радости.
[b] А начало - злое слово: скажешь раз, услышишь два
И начнется брань и драка, как бывает за вином.
- Точно так оно и вышло: надо было ли гадать?
18. И Мнесимах в 'Филиппе', глядя на безмерную заносчивость едоков, сравнивает их пир с военными приготовлениями - с оружейной лавкой, как сказал бы изящный Ксенофонт. {17} Говорит он так [Kock. II.441]: {18}
{17 ...как сказал бы изящный Ксенофонт. — См. Греческая история. 3,4,17 (о городе Эфесе в продолжение приготовлений Агесилая к войне).}
{18 О нравах наемников Филиппа см.166f.}
[c] Не представляешь ведь,
Какие предстоят тебе противники:
Мы острые ножи глотаем запросто,
Огнем их запиваем смольным факельным,
В закуску нам приносят стрелы критские,
Горох наш - острия от копий ломаных,
А в головах у нас - щиты и панцири,
В ногах - пращи и луки, а за выпивкой
Мы лбы себе венчаем катапультами.
[d] И Феникс Колофонский говорит [PLG.4 frag.3]:
Для Нина бочка - меч его, копье - кубок,
Густые кудри - лук, ряды врагов - чаши,
Вино - лихие кони, клич - 'налей мирро!'
Алексид в 'Парасите' пишет о каком-то обжоре [Kock.П.364]:
Все молодые парни кличут ласково
Нахлебником {19} его, а не обжорою.
{19 ...Нахлебником... — По-видимому, вместо Обжора.}
А он жует, молчит подобно Телефу,
[е] А спросят - лишь кивнет; уж так неистов он,
Что эту бурю впору успокаивать
Твердя самофракийские заклятия.
Дифил же в 'Геракле' сказал об одном таком же вот так [Kock.II. 556]:
Не видишь, что я выпивши?
Что раздражен, и хмель ударил в голову?
Двенадцатью уж пирогами сырными,
Побольше астерийских, я позавтракал?
Поэтому прекрасно сказал Бион Борисфенский, что радость надо получать не от кушаний, а от здравого ума. Однако Эврипид говорит [TGF.2 423 (frag.2134, из 'Антиопы')]:
[f] Он услаждал уста негодной трапезой.
Очевидно потому что удовольствие от приема пищи получается преимущественно через рот. И Эсхил в 'Финее' [TGF.2 83]:
Обманчивую снедь свирепо клювы рвут
Из уст, едва успевших дрогнуть радостью.
В 'Сфенебее' же Эврипид говорит о бережливости [TGF.2 571]:
Ловцы морских порфирниц полной трапезы
Не ведают: у них еда прибрежная.
(422) Ведь море нам - опора ненадежная,
Оно не суша, добрая кормилица.
Ее мы пашем, а из моря в дом берем
Силками и сетями пропитание.
19. И действительно, желудок для людей - большое зло; недаром Алексид говорит о нем во 'Вместе умирающих' [Kock.II.374]:
Ты б узнал, какое горе ненасытный наш живот,
До чего он нас доводит и чему он учит нас.
Если б кто-нибудь оставил нас совсем без живота, -
Кто бы стал творить насилье, кто бы ближних обижал?
[b] Ну а так виной утроба всем мучениям людей.
Дифил в 'Парасите' [Kock.II.560]:
Впрямь золотое слово Эврипид сказал [TGF.2 656]:
'Вы победили, нищета и бедный мой Живот'.
О, что на свете злополучнее,
Чем наш живот! другого нет вместилища,
Где так бы все мешалось неразборчиво.
В кошелку с хлебом суп не льют - испортишь хлеб;
[с] В корзине каша не сосед с лепешками;
Во флягу, где вино, омар не втиснется;
А эту прорву боги словно прокляли:
Все в ней сойдется, но ничто не сладится.
Клянусь: всему, что где ни есть недоброго,
Виной - утроба ваша горемычная.
И киник Кратет, как рассказывает Сосикрат в 'Преемствах' [Diels 213], попрекнул Деметрия Фалерского, когда тот послал ему котомку с хлебом и фляжку вина: 'Ах, - воскликнул он, - если бы из земли текла как вода, [d] так и еда!'. {20} И Стильпон без стеснения спал в храме Матери богов, наевшись чесноку, хотя после такой еды воспрещалось даже и на порог туда вступать. Богиня предстала ему во сне и сказала: 'Как же это ты, Стильпон, философ, преступаешь закон?' А он во сне ей ответил: 'Дай мне чего- нибудь другого, и я не буду есть чеснок'.
{20 ...как вода, так и еда! — Кратет был трезвенником; см. Диоген Лаэрций VI.5.90.}
[е] 20. На это Ульпиан сказал: 'Поскольку мы пообедавши (???????????)...' {21} (так, кстати, сказал Алексид в 'Цирюльнике' [Kock.II.334]: 'Поскольку мы давно уж отобедавши (???????????)...', и Эвбул в 'Прокриде' [Kock.II. 195]: 'Но мы еще не отобедавши (???????????)' и еще: 'И кто давно уж отобедавши (???????????)', {22} и Антифан в 'Леониде' [Kock.II.70]:
