Вы были в браке?
— Послушайте стихи: «Грубой жизнью оглушенный, // Нестерпимо уязвленный, // Опускаю веки я. И дремлю. // Чтоб легче минул, // Чтобы, как отлив отхлынул, // Шум земного бытия. // Лучше спать, чем слушать речи // Злобной жизни человечьей, // Малых правд пустую прю. // Все я знаю, все я вижу, // Лучше сном к себе приближу // Неизвестную зарю. // А уж если сны приснятся// То пускай в них повторятся // Детства давние года. // Снег на дворике
210
московском, // И в Петровско-Разумовском // Пар над зеркалом пруда.» Неизбежно Вы сталкиваетесь не только с талантливыми людьми. Они вторгаются в Вашу жизнь. Куда, ведь не в сон, Вы прячетесь от них? От меня, например?
— Я ни от кого не прячусь.
— То есть, Вас люди не мучат?
— А кто они?
— Люди, которых Вы видите на улице, в метро?
— Я не езжу в метро.
— Вы что, на самом деле совсем не видите обычных людей, не догадываетесь, что они злые, обездоленные, пьяные, несчастные?
— Почему Вы так решили? Откуда Вы знаете, кто обездолен, кто счастлив? Толпа очень разнообразна в любом городе, в любой стране.
— Мало ли что бывало в жизни. Вы же спрашиваете про сегодняшний день. Я очень занят, и могу сказать одно — моя работа и сложившаяся жизнь привели к тому, что я достаточно независимый человек...
— Когда-то это называлось «башня из слоновой кости»...
— Причем здесь башня из слоновой кости? Это реальность. Я не завишу ни от кого и занимаюсь тем, чем хочу. И меня никто не заставляет ничего делать.
— То есть, других людей, кроме нескольких друзей, как бы и нет? Все остальные — это призраки, привидения, снующие вокруг?
— Олег, очень странный разговор... Почему призраки? Я отношусь к людям с добром...
— Но Вы же слишком заняты?
— Хорошо, каких людей Вы имеете в виду?
— Ну вот мимо Вас в грязных ботинках идет обездоленный человек...
— Да почему он обездоленный? Откуда Вы знаете? Неужели грязные ботинки — признак обездоленности? Что за бред?
— Да, Вы правы, ведь в метро Вы не ездите. А там у всех лица замученных людей...
— Да почему же все? В Израиле я видел полно измученных лиц... Ненавижу эти разговоры. Они вызывают только раздражение.
— Может, в самом деле «человек рожден для счастья, как птица для полета»...
— Вы когда-нибудь держали Ходасевича в руках?
— А Вы как думаете?
— Я думаю, что да. В восторге не были?
— Он очень большой поэт.
—А кто у Вас любимый поэт XX века?
— Марина Цветаева.
— Не вспомните две-три строчки?
— «Тоска по Родине — разоблаченная морока. Мне совершенно все равно, где совершенно одинокой быть...»
— А Вам все равно, где не быть одиноким?
— Нет, я люблю Москву, и больше нигде не хотел бы быть.
211
— Родина — это город? Слово «Москва» — это всё?
— Я не люблю таких общих вопросов. Я человек, проживший достаточно непростую жизнь перед тем, как пришел к той жизни, которой живу сегодня. Я много поездил по свету, поработал за границей. Довольно долго жил в Америке. Могу сказать, что без Москвы мне жизни нет. Хорошо я чувствую себя только в Москве. Все понимаю, переживаю много сложностей, никогда не было спокойного периода общей ситуации. И тем не менее, люблю Переделкино, этот дом. Это моя культура. мой язык. Хотя я свободно владею иностранным языком. Здесь мне все родное. Я все про это знаю, понимаю эту жизнь.
— Состав крови зависит от языка?
— Нет. Я еврей по национальности, но еврейским языком не владею. Русская культура — моя культура, самая близкая, я в ней вырос. Никогда не думал, какой я национальности, пока об этом не заговорили.
— «Пробочка над крепким йодом» // Как ты скоро перепрела, // Так вот и душа незримо жжет и разрушает тело.» Вы ведь себя изучили настолько, чтобы знать — Ваша душа тоже разрушает Ваше тело?
— Я не понимаю вопроса. Что значит себя изучать? Человек реализует себя работе. В деле. Мое счастье заключается в том, что я занимаюсь делом, которое люблю. Я человек достаточно самодостаточный, который реализовал себя в деде. Моя личность в этом. Это моя жизнь. Мою жизнь нельзя оторвать от того, что делаю. Как нельзя оторвать жизнь Гали Волчек от театра «Современник», или жизнь Вали Гафта и Лени Эрдмана от их дела.
— Это стихотворение Вы не понимаете или не принимаете?
— Это стихотворение написано Ходасевичем в 1921 году в сложную, кризисную для него пору...
— Для него или для России?
— Для Ходасевича.
— А может, он добросовестнее себя изучал, чем Вы?
— Это совсем другая жизнь. Почему Вы мне Ходасевича приводите в пример?
— Тогда была революция, сейчас война в Чечне...
— Ну и что? Всегда где-то идет война. Я что, должен идти, принимать участе в этой войне? Что за глупости Вы меня спрашиваете? Я не понимаю этого изучения. Мое изучение в деле. В том, что я пишу, говорю, рассказываю, делаю. Не задавайте мне глупых вопросов, Олег. Я этого не люблю. Это ерунда и я сейчас прекращу отвечать. Мне непонятна вот эта манера стихотворного вопроса. Первый раз я с этим столкнулся и, надеюсь, последний. Думаю, что это непродуктивно — опрокидывать стихи 20-х годов на 1996 год.
212
