Мы смотрели на девок с «улицы 100 пиастров» как на безликие приёмники семени, существовавшие только для снятия полового напряжения. Это не имело ничего общего с сексом. Это было больше сродни страху, власти, принуждению и опасности.
Наконец, нам понравились две девчонки, и мы сторговались с мамасан, которая могла быть такой же упёртой, как какой-нибудь косноязычный председатель совета директоров на родине.
Ещё одна девка, ещё один скальп…
Да, мы достаточно накачали этих сучек семенем, чтоб сотворить ещё один Вьетнам. Чёрт бы их побрал!
Я спросил имя у молоденькой девчонки, за которую заплатил.
— Ко Май, — сказала она.
— Сколько тебе лет, Ко Май?
— Я шестнадцать…
Я наблюдал, как она разделась, прыгнула в постель и, приглашая, широко раскинула ноги, словно двери салуна.
— Хочешь трахнуть меня? — спросила она.
— Да, да, подожди минутку, дорогая…
Вдруг меня захлестнула ненависть к ней. И к себе — за то, что я собирался сделать.
Девчонка покачала грудями — «поймай маня и трахни» — потом хлопнула себя по животу, груди её выпятились, и она спросила, не желаю ли я взять её сзади, как азиатский медведь.
— Не сейчас, крошка. Просто перевернись и дай мне посмотреть на тебя.
Она перевернулась.
— Господи, да это стрёмная сука, — крикнул я в соседнюю комнатушку. — Хорошие сиськи, без всякого сомнения, славная маленькая попка, но у неё вагинальные выделения с запахом. О Боже, её киска воняет, как мешок, полный дохлых скунсов!
— Во Вьетнаме всё дурно пахнет, Брэд…
— Да, ты прав.
Я покажу этой шлюшке вот этой елдой, что значит презрение. И я вставил ей по-миссионерски, без прелюдий.
Бей, коли, руби, парируй, крути, вынимай, бей, коли, руби. Забавно! Это напомнило мне детство, когда я лупил палкою по жабам!
Я вонзил сильнее. Стал двигаться жёстче и быстрее…потом вынул, перевернул её и вошёл сзади, как разъярённый медведь.
Я вставлял ей снова и снова, больно и быстро, обхватив её своими лапами…бей, бей, коли, коли, отскакивай, вонзай, вонзай, глубже, крути…твёрже, быстрей. О, Боже…
Дух штыка — убивать. Убей! Убей! Убей! Убивать — весело…
Мои руки рвали её грудь. Схватив девку за бёдра, я мотал её туда-сюда, как куклу, насаживая на вертел и пытаясь разорвать изнутри на мелкие кусочки.
Чёрт возьми, сука! Получай! Получай! Получай!
— Придурок, скотина, — визжала она, пытаясь освободиться от моей хватки.
Сама ты дура, гадина! Я покажу тебе. Сделаю в жопе ещё одну дырку. Ты не зря получишь свои 300 пиастров. Вот моя винтовка! Нравится? Завтра тебе уже не будет так приятно срать на улице…
Сильнее, ещё быстрее …пыхтя, сжимая в объятиях, дрожа, судорожно подёргиваясь, содрогаясь в непроизвольных спазмах, я подходил к концу — ближе, ближе; и вот я вынул и снова вогнал ей по самые помидоры — и взорвался, как гигантская звезда из далёкой галактики. О Господи, я кончаю, кончаю, кончаю, я заодно со Вселенной, вот оно — просветление…
Я полежал на ней, не помню сколько, пытаясь успокоить дыхание. Наконец, Ко Май оттолкнула меня. Я закурил и опустил ноги на пол: я весь чесался от спермы, вытекшей из неё на меня, ко мне лип всякий мусор с матраса, как на бумажную мухоловку-липучку.
Я наблюдал, как подмывается Ко Май, освобождаясь от моего семени.
Да, сказал я себе, такие вот дела: она лишь вычищает мою смазку, готовясь к следующему солдату, который бьёт копытом, чтобы за 300 пиастров выплеснуть в неё накопившееся. Её влагалище — это туалет, и она приводит его в порядок. Всё это было довольно гадко, как будто после страстного поцелуя вдруг вытираешь губы и сплёвываешь, чтобы избавиться от дурного привкуса и инфекции.
Я вспоминал о Шарлотте всякий раз, когда был с проституткой. И мне становилось стыдно и противно за то, что я делал. Тяжёлая грусть охватывала меня. Шарлотта. Потерянная навеки. Мне больше никогда не видеть и не касаться её. Единственная реальность здесь — девочка-подросток Ко Май, которая смывает мою сперму в таз, а потом выплеснет её в переулок — к собачьему дерьму и битому стеклу.
Я понял, как мне было здесь страшно, постоянно, днём и ночью. Я искал секса и находил его, но это было не то, что нужно. Секс не удовлетворял меня. Больше всего мне нужны были любовь и понимание. Но
