— Как там у Оксаны дела? — осведомился он между делом.
— Жених хочет зайти.
— Какой еще жених? — вскинул брови Петр Филиппович.
— Не мой же, Океании.
— А кто он такой?
— Бар... бармен, — с трудом выговорила Варвара Федосеевна.
— Терпеть не могу всяких барменов. Тоже мне, профессия...
— Дочка не профессию пригласила, а человека.
— Раз пригласила, пусть приходит. А мы на него поглядим.
Петр Филиппович дышал сердито, аппетит у него поубавился. Варвара Федосеевна попросила мужа поговорить с гостем спокойно, по-людски, не отталкивать его, подумать о дочери.
— Ладно, не учи, — сказал Петр Филиппович, — и не беспокойся. Ордена и медали по случаю прихода жениха надевать не буду. Попьем чайку на первый раз, посмотрим, что за бармен такой.
Разговор родителей прервала своим появлением Оксана. Она посмотрела на мать и поняла, что отец уже все знает. На кухне Варвара Федосеевна шепнула дочери, что она может пригласить своего знакомого.
Эдик поджидал Оксану недалеко от дома. Вырядился он по последней моде — узкие джинсы, рубашка с короткими рукавами расписана вдоль и поперек газетными полосами на чужом языке, на шее — золотая цепочка с каким-то мудреным амулетом. На плече висела импортная сумка, в которую он сунул бутылку коньяка «Наполеон». В таком виде бармен и предстал перед Петром Филипповичем и Варварой Федосеевной
— Познакомьтесь, — робко сказала Оксана.
— Эдик.
— Петр Филиппович.
— Варвара Федосеевна...
Вартанов с любопытством оглядел комнату, в которой его принимали за круглым столом. Петр Филиппович был одет по-домашнему — в клетчатой рубашке нараспашку, в тапочках. В раскрытое окно, несмотря на вечернее время, проникал теплый воздух.
Гость подошел к простенку, на котором висели фотографии, и на одном из снимков узнал отца Оксаны, молодого сержанта, с орденом Славы и медалью «За отвагу» на груди.
— Воевали? — спросил Эдик.
— Пришлось. После войны приехал на восстановление порта, да так и остался.
— А сами откуда будете?
— Белгородские мы.
— Не бывал, — сказал Эдик.
Варвара Федосеевна и Оксана удалились на кухню.
— Насколько я разбираюсь в арифметике, — сказал Эдик, — скоро на покой?
— Через год, — проронил Шепелюк и неприязненно подумал: «Вычислил. Значит, четыре действия арифметики осилил».
— Персоналку получите? — поинтересовался гость.
— Решат по закону.
— Бригаду докеров Шепелюка весь город знает, — польстил бармен хозяину дома. — Мелькаете в газетах, по радио, телевидению...
— Что же, парни у меня подобрались один к одному. Ребята хорошо зарабатывают. — И спросил напрямик: — Не надоело за стойкой стоять?
Эдик театрально воздел руки, словно хотел сказать: «Что поделаешь!..»
О бригаде он упомянул потому, что хотел направить разговор в нужное ему русло, прощупать Шепелюка, что он за человек, можно ли с ним иметь дело. За этим он, собственно, и пришел, воспользовавшись знакомством с Оксаной. Бригада Шепелюка в основном занималась погрузкой на иностранные суда лесоматериалов, шедших на экспорт.
— Петр Филиппович, а можно к вам временно устроиться, подработать? — закинул удочку бармен. — Ну и... посмотреть на труд докеров.
— Как это «подработать»? Летунов не держим.
— По-моему, одному в бригаде вы делаете скидку, — с легкой укоризной заметил гость.
— Есть у нас один, новичок. Заочник. Бригада помогает ему, чтобы хорошо учился. Учатся и другие.
Новичок Толик, приятель Эдика, специально устроился крановщиком в бригаду грузчиков Шепелюка, представив липовую справку об учебе на заочном отделении института иностранных языков. Когда-то их вместе отчислили с третьего курса института. Эдик с помощью тетки пристроился барменом, а Толик долго болтался по городу без дела, занимаясь мелкой фарцовкой. Эдику важно было выяснить отношение бригадира к Толику, поверил ли он в липовую справку и не находится ли приятель на подозрении.
Варвара Федосеевна и Оксана принесли чайную посуду, кизиловое варенье, круглый слоеный пирог. Пригласили гостя к столу.
— В армии служил? — усаживаясь за стол, спросил Петр Филиппович.
— Не довелось, — вздохнул бармен. — Есть у меня тетя, единственная родственница. И я у нее единственный родич. Сочли возможным освободить от воинской повинности.
— Понятно, — сказал Шепелюк, хотя в объяснении Вартанова ему было далеко не все понятно. Он хотел ему рассказать, как все четыре года войны носил на себе тяжелую ребристую плиту миномета, пронес ее до самого Берлина, сколько перекопал земли, отрыл окопов на нескончаемом пути войны, но передумал — бармен вряд ли поймет как надо.
Эдик достал из сумки коньяк, небрежно обронив, что предпочитает только «Наполеон». Вместо чая попросил черный кофе. Оксана пошла на кухню приготовить кофе, а Петр Филиппович спросил, кивнув на массивную бутылку:
— У нас продается?
— Ну что вы! Презент от иностранных моряков. Они частые гости в баре.
— Смотри, чтобы они тебя не задарили, — усмехнулся Петр Филиппович.
Умудренный жизненным опытом, фронтовик Шепелюк почувствовал какую-то скрытую цель прихода Эдика. А Оксаной тот только прикрывался. Спросить прямо, что ему нужно, не торопился, решил выждать, а поэтому терпеливо выслушивал «жениха», не перечил, кое в чем даже поддакивал.
— Зачем тебе подрабатывать? — говорил он. — Место у тебя доходное. Презенты получаешь. Чего еще? Сыт, пьян и нос в табаке.
— Жить надо красиво, как сказал старик Эзоп.
— Что значит — красиво? — поинтересовался хозяин дома.
— Если откровенно — хотел подработать на машину. В наш век это не роскошь, а средство для передвижения. — Тут Эдик мечтательно улыбнулся. — Представьте: мы с Оксаной — впереди, а вы с Варварой Федосеевной — позади. За грибками, на рыбалку, куда угодно...
— Да, заманчиво...
Оксана принесла чашку кофе, поставила перед Эдиком.
— Мерси, — поблагодарил он.
Затем бармен открыл бутылку «Наполеона», с профессиональной ловкостью протер салфеткой горлышко, попросил соответствующие рюмки, но их не оказалось. Пришлось разливать в обычные, «водочные». Эдик предложил выпить за знакомство. Петр Филиппович, Варвара Федосеевна и Оксана только пригубили, а Эдик выпил всю рюмку, запил несколькими глотками кофе и, не спросив разрешения, закурил.
— Так как, Петр Филиппович, принимаете меня на поденную работу? — подмигнул Эдик Оксане, которая подливала ему кофе и помалкивала в присутствии родителей.
Гость хотел добавить коньяку в рюмку Петра Филипповича, но тот накрыл ее ладонью.
— Я же сказал: поденщиков не принимаем. Увы...
— Тогда приду Толику помогать безвозмездно, так сказать, на благо отечества. Посмотрю. Может,
