Я оглядел пустой салон самолета, который Баз выделил для нашего полета после моего звонка. Было уже почти девять, и, взглянув на часы, я переставил их на два часа по чикагскому времени. Стало слегка закладывать уши, значит, мы набирали высоту.
– Наверное, это здорово – владеть авиакомпанией? – с улыбкой спросила Дженни.
– Это очень удобно, особенно когда спешишь куда-нибудь.
– Я тебя не понимаю.
– Что ты не понимаешь, девочка?
– Тебя, ты меня просто удивляешь. Большинство мужчин я понимаю, они намечают себе какую-нибудь цель и сосредотачиваются на ней. А ты совсем другое дело, у тебя уже все есть.
– Не все.
Она кивнула на огни Чикаго, сверкавшие под нами.
– Ты имеешь в виду, что вот это не принадлежит тебе?
– Это верно, но мне много и не надо, вполне хватает того, что я имею здесь.
Ее глаза затуманились.
– А что если самолет потерпит аварию?
Я щелкнул пальцами.
– Ну и черт с ним, легко пришел – легко уйдет.
– Именно так?
– Именно так.
Дженни глянула на секунду в окно и повернулась ко мне.
– Я думаю, что точно так ты относишься и ко мне.
– Я говорил не о тебе, – ответил я, – а о самолете.
– Знаю, но на самом деле это одно и тоже. Твоей собственностью является каждый, кто работает на тебя, и если даже ты сам не стремишься к этому, то это за тебя делают деньги.
– Деньги делают многое для меня, – сказал я.
– Почему ты тогда не позволяешь им купить тебе ботинки?
Я посмотрел на свои ноги – я сидел в одних носках.
– Не волнуйся, у меня есть ботинки, они где-то здесь, в самолете.
Она засмеялась, потом снова стала серьезной.
– Деньги могут купить тебе время, они также позволяют тебе делать людей такими, какими ты их хочешь видеть.
Я удивленно вскинул брови.
– А я и не знал, что ты не только актриса, но и философ.
– Ты еще не знаешь, актриса ли я.
– Лучше бы ты оказалась актрисой, иначе я буду выглядеть круглым дураком.
– А тебе бы этого не хотелось?
– Дураком выглядеть никому не хочется, и я не исключение.
– Тогда почему ты берешься за такое дело, Джонас? Тебе ведь это совсем не нужно. В деньгах ты не нуждаешься, для чего тебе делать фильмы?
Я откинул голову на спинку кресла.
– Может быть, потому что хочу, чтобы обо мне вспоминали в связи с чем-нибудь еще, кроме пороха, самолетов и пластмассовой посуды.
– Но тебя будут в основном вспоминать именно из-за них, а не из-за фильмов.
– Ты думаешь? – я повернулся к ней. – А почему ты вспоминаешь человека? Потому что он заставил тебя переживать или потому, что построил самое высокое здание в мире?
– Из-за того и другого, – мягко сказала она, – ведь и то и другое сделал именно он.
– Ты философ, не думал, что ты так хорошо понимаешь мужчин.
Дженни рассмеялась.
– Я женщина, а мужчины – это первое, что стараются понять женщины.
Колеса коснулись земли. Инстинктивно я подался вперед, словно хотел выровнять машину на полосе. Потом расслабился. Замечательная все-таки вещь привычка – всегда пытаешься получше посадить самолет, независимо от того, управляешь им сам или нет.
Когда в открытую дверь ворвался порыв холодного ветра, Дженни поежилась и накинула тонкое пальто. От посадочной полосы к зданию аэропорта нам пришлось идти по снегу.
Ко мне подошел шофер и приподнял фуражку.