Как Вы знаете, с самого начала король был убежден в том, что присутствие в нашей стране императорской семьи, и особенно императрицы, вызовет всевозможные проблемы, и я уверен, что Вы поймете, в какое неловкое положение попадет наша королевская семья, столь тесно связанная с императором и императрицей.
Вероятно, Вы также знаете, что данная тема в известной мере уже стала достоянием общественности и что люди или считают, что она была инициирована королем, или высказывают свое возмущение той несправедливой ситуацией, в которой окажется Его Величество, если соответствующее соглашение будет достигнуто.
Король поручил мне спросить Вас, не следует ли после консультации с премьер-министром поручить сэру Джорджу Бьюкенену предложить русскому правительству выработать какой-то другой план будущего пребывания Их Императорских Величеств?»
Король, должно быть, решил, что письму не хватает решительности, и в тот же вечер Стамфордхэм снова написал Бальфуру, уже в более категорических выражениях:
«Он просит Вас передать премьер-министру, что, исходя из всего, что он слышал и читал в прессе, проживание в нашей стране экс-императора и императрицы вызовет резкое неприятие в обществе и, несомненно, скомпрометирует короля и королеву…
Бьюкенену следует поручить сказать Милюкову, что оппозиционные настроения относительно пребывания здесь императора и императрицы настолько сильны, что нам следует дать возможность взять назад выраженное ранее согласие на предложение российского правительства».
Под таким сильным напором решимость министра иностранных дел заметно ослабла. Тем же вечером он направил премьер-министру записку:
«Я думаю, что король действительно оказался в неловком положении.
Если царь сюда приедет, нам придется публично заявить, что мы (правительство) его пригласили, и добавить (в собственную защиту), что мы сделали это по инициативе русского правительства (которому это не понравится).
Я все же думаю, что мы должны предложить Испанию или юг Франции в качестве более подходящего места для проживания царя».
Развивая успешное наступление против Форин оффис, Стамфордхэм через четыре дня предпринял вылазку на Даунинг-стрит. Он рассказал премьер-министру о получаемых королем протестах, анонимных и от близких друзей, против намечаемого приезда в Лондон царя с семьей и напомнил Ллойд Джорджу об аналогичных нападках, которым подвергся король, приняв якобы прогермански настроенных членов греческой королевской семьи. Даже если правительство возьмет ответственность на себя, продолжал он, люди будут считать, что оно просто прикрывает короля. Чтобы проиллюстрировать этот момент, Стамфордхэм вытащил экземпляр радикальной газеты «Джастис»[91] со статьей социалиста Х. М. Хиндмана, рисующего катастрофические последствия пребывания царя в Англии. Уступая этим аргументам, премьер-министр согласился провести консультации с французским правительством — возможно, царя могут пригласить во Францию.
Кампания, предпринятая королем с целью лишить царя убежища в Англии, развивалась достаточно успешно, однако Стамфордхэм пока еще не покончил с Бальфуром. Узнав из телеграммы, присланной из Петрограда, что Милюков все еще рассчитывает на отъезд царя в Англию (после того как будут урегулированы некоторые обстоятельства), Стамфордхэм решил проявить твердость. Он категорически заявил министру иностранных дел, что после своего письма король надеялся, что Бьюкенена проинформируют об отказе от прежнего предложения царю. Бальфур послушно обещал в тот же день направить в Петроград соответствующую телеграмму.
К этому моменту перспектива пребывания царя в Лондоне стала для британского правительства столь же неприемлемой, как и для короля, хотя и по другим причинам. Король опасался за свою популярность, даже за трон, тогда как правительство желало достичь взаимопонимания с новыми правителями России и сохранить их в качестве военных союзников. Ни то, ни другое не оставляло места для хлопот о судьбе свергнутого царя и его семьи. Все эти аргументы были изложены министром иностранных дел в телеграмме Бьюкенену, заканчивающейся инструкцией не говорить больше ничего Милюкову до тех пор, пока русские сами не поднимут данный вопрос.
Сорок лет спустя дочь посла мисс Мерил Бьюкенен изо всех сил отбивалась от обвинений в том, что ее отец ничего не сделал для спасения императорской семьи и должен нести свою долю ответственности за ее трагическую судьбу. Ответ посла на телеграмму Бальфура от 13 апреля нисколько ей не помог. «Я полностью разделяю Ваше мнение, — писал он, — относительно того, что, если существует какая-то угроза появления антимонархистского движения, будет гораздо лучше, если экс-император не поедет в Англию». Он укрепился в этом мнении, сказано далее в телеграмме, После беседы с приезжавшим в Петроград членом парламента от лейбористской партии Уиллом Торном. Предположению Бальфура о том, что пребывание царя в Англии может повредить отношениям между британским и российским правительствами, Бьюкенен придавал меньшее значение. Тем не менее он согласился, что крайние левые в России, а также германские агенты, несомненно, будут настраивать общественное мнение против Британии. Телеграмма Бьюкенена заканчивается следующим пассажем:
«Если только французское правительство согласится, с нашей точки зрения, было бы гораздо лучше, если бы император отправился во Францию. Возможно, было бы неплохо проконсультироваться с ними относительно данного вопроса, и в случае согласия я сказал бы их министру иностранных дел, что революция, с таким энтузиазмом воспринятая в Англии, настолько настроила британскую публику против старого режима, что присутствие императора в Англии может спровоцировать демонстрации, которые стали бы причиной серьезных затруднений».
Таким образом, король совершил
Со своей стороны, русское правительство все еще надеялось избавиться от царя, хотя под усиливающимся давлением экстремистов не могло предоставить ему свободу. Однако его нерешительные запросы насчет британских планов в отношении царя натыкались на вежливое молчание. В июле князя Львова на посту премьер-министра сменил либерально настроенный, но беспомощный Александр Керенский, которого вскоре свергли большевики — Ленин и Троцкий. Тем временем императорская семья была перевезена из дворца в Царском Селе, что находится близ Петрограда, в глубь Сибири, в Тобольск. В апреле 1918 г. царь, его жена и дети были переправлены на Урал, в еще более труднодоступный[93] город Екатеринбург. Там три месяца спустя они и были казнены.
Насколько велика вина короля Георга в их гибели? Если бы он сумел убедить премьер-министра сразу же послать на Балтику британский крейсер, Временное правительство получило бы прекрасный шанс избавиться от императорской семьи, отправив ее на этом корабле. На это можно, однако, возразить, что Милюкову и Керенскому, при всех их гуманных побуждениях, недоставало сил, чтобы бросить вызов экстремистам, желавшим отомстить царю. Следует напомнить, что дети царя в этот момент заболели корью, и их родители сами могли просить об отсрочке. Очевидным остается лишь то, что король, убедив британское правительство отказаться от первоначального предложения о предоставлении убежища, лишил императорскую семью, возможно, единственного шанса спастись.
Отказ короля в помощи своим российским кузенам кажется поступком, совершенно ему несвойственным; его можно понять только с учетом накопившихся в Англии недовольства и усталости от войны. Первейшим принципом наследственной монархии является ее выживание, а необходимость самосохранения никогда не была для Георга V столь велика, как именно в 1917 г. Он ощущал двойную
