требовало различного вида храбрости. Он почувствовал, как немного дрожат его пальцы, и сделал усилие проконтролировать их, хотя его никто не видел: портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно, он сел и теперь смог почувствовать себя более живым и более осознающим своё живое тело, чем раньше. Почему он раньше не ценил чудо своей жизни: разум, храбрость, пылкое сердце? Теперь это всё должно было уйти… или, по крайней мере, он должен был уйти от этого. Его дыхание стало медленным и глубоким, его рот и горло совершенно пересохли, и его глаза также.
Предательство Дамблдора ничего не значило. Конечно, это был великий план: Гарри был просто дураком, что не видел этого. Теперь он это понял. Он никогда не подвергал сомнению собственные предположения, что Дамблдор хотел, чтобы он выжил. Теперь он видел, что продолжительность его жизни всегда определялась тем, сколько времени потребуется для уничтожения всех крестражей. Дамблдор передал эту работу ему, и он послушно продолжил разрушать связи с жизнью не только Волдеморта, но и свои. Как изящно, как элегантно — не тратить впустую большое количество жизней, а дать опасную задачу мальчику, который и так предназначен в жертвы, чья смерть будет не бедствием, а ещё одним ударом против Волдеморта.
И Дамблдор знал, что Гарри не дезертирует, что он пойдёт до конца, даже если это будет его конец, потому что он взял решение этой проблемы на себя, не так ли? Дамблдор, как и Волдеморт, знал, что Гарри не позволит кому-то ещё умереть за него теперь, когда знает, что в его власти остановить это. Вид Фреда, Люпина и Тонкс, лежащих мёртвыми в Большом зале, возник перед глазами, и на мгновение у него перехватило дыхание. Смерть была нетерпелива…
Но Дамблдор переоценил его. Он потерпел неудачу: змея выжила. Один крестраж будет продолжать связывать Волдеморта с землёй даже после того, как Гарри будет убит. Конечно, это будет означать лишь более лёгкую работу для кого-то. Он задумался, кто сможет сделать это… Рон и Гермиона, конечно, знали, что нужно сделать… Вот почему Дамблдор хотел, чтобы он доверился двум другим… чтобы, если он выполнит своё предназначение слишком рано, они могли продолжить…
Как дождь по холодному окну, эти мысли барабанили по твёрдой поверхности неопровержимой правды, которая заключалась в том, что он должен умереть. Я ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ. Это должно закончиться.
Ему казалось, что Рон и Гермиона где-то далеко, в далёкой стране, как будто он расстался с ними очень давно. Не будет прощаний и объяснений — он знал это. Это путешествие они не должны проходить вместе, и все их попытки остановить его — только впустую потраченное время. Он посмотрел вниз на золотые часы, которые получил на своё семнадцатилетие. Почти половина часа, отведённого Волдемортом для сдачи, истекла.
Он встал. Его сердце прыгало в груди, как безумная птица. Возможно, оно знало, что есть ещё немного времени, возможно, оно хотело выполнить перед концом все удары за целую жизнь. Он не оглянулся назад, закрывая двери.
Замок был пуст. Он чувствовал, как идёт один сквозь него, похожий на привидение, будто он уже умер. Портреты людей всё ещё отсутствовали в рамах. Всё было мрачно неподвижно, как будто весь оставшийся источник жизни был сосредоточен в Большом зале, заполненном мёртвыми и скорбящими.
Гарри надел плащ-невидимку и начал спускаться через все этажи до самого последнего пролёта мраморной лестницы, ведущего в вестибюль. Возможно, крошечная частичка его всё же надеялась, что его обнаружат, что его остановят, но плащ, как всегда, был совершенно непроницаем, и Гарри легко достиг передней двери.
И тут Невилл едва не наткнулся на него. Он был одним из двух, кто нёс со двора тело. Гарри посмотрел вниз и снова почувствовал удар в живот: Колин Криви, несовершеннолетний, наверное, прокрался обратно в замок, как Малфой, Крэбб и Гойл. Он казался совсем крошечным в смерти.
— Знаешь что? Я могу управиться с ним один, Невилл, — сказал Оливер Вуд и, подняв Колина на плечо, понёс его в Большой зал.
Невилл на мгновение прислонился к косяку двери и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он выглядел сильно повзрослевшим. Затем он вышел снова в темноту за другими телами.
Гарри бросил взгляд на вход в Большой зал. Люди двигались кругами, пытаясь успокоить друг друга, пили за умерших, встав на колени около них, но он не мог разглядеть тех, кого любил: никакого намёка на Гермиону, Рона, Джинни или других Уизли, Луну. Он чувствовал, что готов отдать всё оставшееся ему время за один взгляд на них, но тогда, где он возьмёт силы, чтобы прекратить смотреть? Уж лучше так.
Он вышел в темноту. Было около четырёх утра, и ощущалась смертельная неподвижность двора: будто все затаили дыхание, ожидая увидеть, сможет ли он сделать то, что должен.
Гарри подошёл к Невиллу, который склонился над очередным телом.
— Невилл.
— Чтоб мне провалиться, Гарри, у меня чуть сердце не остановилось!
Гарри снял плащ-невидимку. Идея пришла из ниоткуда, родилась из желания быть абсолютно уверенным.
— Куда ты идёшь, один? — подозрительно спросил Невилл.
— Это часть плана, — ответил Гарри. — Есть кое-что, что я должен сделать. Послушай, Невилл…
— Гарри! — Невилл выглядел неожиданно испуганным. — Гарри, ты же не думаешь сдаться?
— Нет, — легко соврал Гарри. — Конечно, нет… это кое-что другое. Но я должен уйти на некоторое время. Ты знаешь змею Волдеморта, Невилл? У него есть огромная змея… Зовётся Нагини…
— Я слышал, да… Что насчёт неё?
— Её надо убить. Рон и Гермиона знают, но если они…
Ужас от такой перспективы перехватил его горло, лишил возможности продолжать говорить. Но он снова взял себя в руки: это было важно, он должен быть как Дамблдор, с холодной головой, уверенный, что есть запасные игроки, которые смогут продолжить. Дамблдор умер, убеждённый, что трое людей знают о крестражах; теперь Невилл должен занять место Гарри: секрет снова будут знать трое.
— На всякий случай, если они будут… заняты… а тебе представится шанс…
— Убить змею?
— Убить змею, — повторил Гарри.
— Хорошо, Гарри. Ты в порядке?
— Со мной всё хорошо. Спасибо, Невилл.
Но когда Гарри собрался пойти дальше, Невилл схватил его за запястье.
— Мы все собираемся продолжить борьбу, Гарри. Ты знаешь это?
— Да, я…
Чувство удушья погасило конец предложения, он не мог продолжать. Невилл не увидел в этом ничего странного. Он похлопал Гарри по плечу, отпустил его и пошёл искать тела.
Гарри снова набросил на себя плащ и пошёл дальше. Кто-то ещё двигался неподалёку, склонившись над сгорбленной фигурой на земле. Он был в шаге от него, когда узнал Джинни.
Гарри остановился. Она присела около девочки, которая шёпотом звала свою маму.
— Всё в порядке, — успокаивала Джинни. — Всё хорошо. Мы перенесём тебя внутрь.
— Но я хочу домой, — прошептала девочка. — Я не хочу больше сражаться!
— Я знаю, — ответила Джинни, и её голос дрогнул. — Всё будет хорошо.
Рябь холода пробежала по коже Гарри. Он хотел закричать в ночи, он хотел, чтобы Джинни знала, что он здесь, чтобы она знала, куда он идёт. Он хотел, чтобы его остановили, чтобы потянули назад, вернули домой…
Но он БЫЛ ДОМА. Хогвартс был его первым и лучшим домом из всех, которые он знал. Он, Волдеморт и Снейп, покинутые мальчики, — все нашли здесь дом…
Теперь Джинни встала на колени перед раненой девочкой, держа её за руку. С огромным усилием воли Гарри сдержался и пошёл дальше. Ему показалось, будто он видел, как Джинни оглянулась, когда он проходил мимо. Не ощутила ли она кого-то поблизости? Но он не заговорил и не оглянулся.
Хижина Хагрида вырисовывалась в темноте. Не было света, не слышно было Клыка, царапающего двери, его рокочущего приветственного лая. Перед глазами Гарри вставали все их визиты к Хагриду: отражение огня в медном чайнике, каменные пироги и гигантские личинки, его большое бородатое лицо, Рон, которого рвёт слизняками, и Гермиона, помогающая ему спасти Норберта…
Он пошёл дальше и, достигнув окраины леса, остановился.
Стая дементоров скользила среди деревьев: он чувствовал их холод и не был уверен, что сможет благополучно пройти сквозь них. У него не было сил вызвать патронуса: дрожь била каждую клеточку его тела. Он не мог принять, что должен вот так просто умереть… умереть после всего, что произошло. Каждую секунду он вдыхал запах травы и холодный воздух, которые сейчас были для него так драгоценны. Ему невыносимо больно было думать, что у других людей были ещё годы, годы, которые они могли потратить впустую, и он в отчаянии цеплялся за каждую секунду, отпущенную ему сейчас. И в то же самое время он знал, что не в состоянии продолжать, что должен. Длинная игра закончилась: снитч был пойман, пришло время уходить с поля…
Снитч! Его бессильные пальцы пошарили в мешочке на шее — и он достал оттуда его.
Дыша быстро и тяжело, он смутился. Теперь, когда он хотел, чтобы время двигалось так медленно, насколько это возможно, оно, казалось, ускорилось. Понимание пришло моментально, и показалось, что есть обходная дорога. Это был тот самый момент.
Он прижал золотой металл к губам и прошептал: «Я собираюсь умереть».
Металлический снаряд открылся. Он взял его дрожащей рукой, достал палочку Драко из-под плаща и пробормотал «Lumos».
Чёрный камень с трещиной через центр лежал в двух половинках снитча. Воскрешающий камень был переломлен по вертикальной линии, представляющей Старейшую палочку. Треугольник и круг, обозначающие плащ и камень, были ещё видны.
И снова Гарри понял, даже не размышляя. Дело не в том, чтобы вернуть
