идею. Через несколько минут план был готов.
– Никита Николаевич, – радостно позвал он совсем скисшего директора, – у меня есть предложение.
– Какое предложение?
У Никиты Николаевича было страдальческое выражение лица.
– Вы скажите только, нравится вам Людмила Николаевна?
– Спрашиваешь! Это ж такая женщина! Эх… – вздохнул шеф.
– Правильно! – подтвердил Аполлон. – Какие у неё пышные формы… грудь… манеры… А попочка! – с расстановкой, давая шефу время зрительно представить все достоинства объекта его воздыханий, перечислял он.
Шеф слушал монолог своего шофёра как сладкую музыку. В глазах его появился живой блеск, а в штанах, кажется, кое-что зашевелилось.
– Никита Николаевич, скажите прямо, – видя, что клиент, как говорится, созрел, спросил Аполлон, – вы хотите её чпокнуть?
– Хочу! – с жаром выпалил Никита Николаевич, не в силах сдерживать бьющего через край восторженного энтузиазма.
– O'Кей! – сказал Аполлон, давно уже не боясь никаких разоблачений на лингвистической почве. – Я вам помогу.
– Помоги! – воскликнул директор, и глаза его заблестели надеждой.
– Тогда слушайте меня внимательно.
Аполлон сел на кровати и сделал заговорщический вид. Директор придвинулся к спинке кровати и с горящим взглядом уставился на него.
– Как вы посмотрите на то, если я вам её сюда приведу, сам исчезаю, а вы её…
– Ну-у-у, – разочарованно протянул Никита Николаевич, – привести её я и сам могу, а вот…
– Так что же, я за вас ещё должен её и трахать? – разозлился Аполлон.
– Да нет, – начал оправдываться Никита Николаевич, – ну, подготовку какую-то провести…
– Ну тогда не перебивайте. Я же ещё не договорил. Давайте спокойно обсудим все детали операции.
– Хорошо-хорошо, – с готовностью согласился директор.
– Значит так. Вы исчезаете из номера до особого сигнала. Я приглашаю её к себе – скажу, что остался один: вы, якобы, с Алексеем Степановичем разбрелись по друзьям-знакомым. Здесь я её подготавливаю, довожу, так сказать, до белого каления, и гашу свет. Это вам будет сигнал 'приготовиться'. По нему вы становитесь у двери в коридоре и ждёте другого сигнала…
– Марш!
– Что? – не понял Аполлон.
– Ну… сигнала 'марш!'… На старт, внимание, марш!
– Ладно, пусть будет 'марш'. Ну вот, как только он прозвучит, вы тихонько входите, приближаетесь к кровати. Я в это время удаляюсь, и вам останется только вставить свою письку в её пипиську. А, кончив дело, как гласит пословица, слезай с тела. Вы ложитесь на свою кровать, а я выпроваживаю её. Ну как?
– Вот это другое дело. Это то, что надо! – потёр руки приободрённый Никита Николаевич. – Только надо договориться, какой сигнал 'марш' ты подашь.
– Кашляну, – предложил Аполлон.
– Нет, это будет подозрительно… Ты такой здоровый… Да и не очень выразительно. Лучше чихни. Это резче, громче, а, главное, натуральней, никаких подозрений… Ты чихать умеешь? А то я не слыхал…
– Умею, умею, – сказал Аполлон, подумав: 'Надеюсь, до того, как в первый раз с Клавой, не дойдёт'. – Хорошо, договорились.
– И знаешь, ты это… – директор вдруг замялся, – она ж на ощупь может учуять подмену…
– Не учует – я её раком поставлю. На руки опираться будет, не пощупает.
– А-а-а… Тогда другое дело, – обрадовался директор, – так она и не увидит, как дверь будет открываться. Здорово придумано!.. Да, и лучше её на его кровать положи, рядом с дверью, – он кивнул на кровать Алексея Степановича, – а то я в темноте могу сослепу на стол или на стул налететь.
– Договорились. Хоть на пол у порога, – сказал тоже обрадованный Аполлон, довольно потирая руки.
Его уже больше радовало не то, что он избавлялся от необходимости заниматься до упора с Милочкой, а то, что предоставляется возможность поразвлечься. Да и шеф пусть потешится на старости лет. А то аж жалко его, лопуха.
– Только у меня тоже есть условие, – сказал Аполлон и вытащил из своей сумки пачку презервативов. – Трахаете её вот с этой штукой. А то, не дай бог, забеременеет ещё, а я потом расхлёбывай…
– Конечно-конечно, – поспешил заверить его Никита Николаевич. – Хотя она в таком возрасте…
– Бережёного бог бережёт. Бывает, и в девяносто рожают… по радио говорили… Сверим часы.
Аполлон посмотрел на свои часы.
– Сейчас девять часов тринадцать минут.
– Точно, как в аптеке, – взглянув на свою старенькую 'Победу', подтвердил Никита Николаевич.
– Как стемнеет, начнём операцию…
– 'Троянский конь', – подсказал Никита Николаевич, и повторил со смешком: – Операцию 'Троянский конь'.
Аполлон с любопытством посмотрел на Никиту Николаевича. Тот, видимо, вспомнив наивные вопросы Аполлона по поводу Днепродзержинска, расценил взгляд своего молодого шофёра как очередной пробел в знаниях. А потому объяснил с некоторой снисходительностью:
– Ну-у-у, была такая история в древние времена… Греки… древние… коня деревянного внедрили в древний город Трою… Слыхал?
'Тоже мне конь! Скорее, осёл!' – подумал Аполлон, а вслух с улыбкой сказал:
– Слышал… по радио… Да, операция 'Троянский конь' начнётся с наступлением сумерек.
Директор вдруг изменился в лице – на нём проступила озабоченность.
– Ты это… того… – промямлил он с сомнением. – А она тебе даст? Она ж на меня смотрела…
– Даст, даст, – поспешил заверить его Аполлон, – я ей конского возбудителя в спирт подсыплю.
– А где ты его взял? – заинтересованно спросил Никита Николаевич.
– Зоотехник совхозный дал.
– А ты его уже пробовал?
– Пробовал. Мёртвого из земли подымает.
– Надо бы это дело отметить, – радостно предложил директор, – да и для храбрости не помешало бы.
– Согласен, – сказал Аполлон.
Он подошёл к столу, взял графин.
– Обожди, – остановил его Никита Николаевич, – то, что в графине, оставим для Людмилы…
Никита Николаевич с нежностью в голосе и блаженной улыбкой на лице произнёс дорогое для него имя, затем взял в руки канистру.
– Пока ещё не под его кроватью, можем использовать, – хихикнул он.
Они выпили, закусили остатками ужина.
– Я, пожалуй, ещё стакашек вмажу, – сказал Никита Николаевич, и пояснил: – Для храбрости.
– Лучше не надо, – посоветовал Аполлон, – в вашем возрасте, Никита Николаевич, у 'коня' в самый ответственный момент может отказать кое-что.
– Ты думаешь? – как бы ожидая опровержения, спросил 'конь'. – Так ты и мне возбудителя этого дай – он же конский.
Повизгивание Никиты Николаевича в процессе смеха походило, однако, больше на поросячье, чем лошадиное.
– Не стСит рисковать. Это вредно для печени.
– Если стоЗт, то не стСит, – снова повизжал директор, но, видно, почувствовав, что ему и так
