избежать.
— Да, это правда, — ответил Дамблдор, словно ребенок в поисках утешения. — Но я тоже искал способы победить смерть.
— Но не так, как он. — Было очень странно — после всего гнева, который Гарри чувствовал по отношению к Дамблдору, — сидеть сейчас здесь, под высоким куполом, и защищать его от него самого. — Дары — не хоркруксы.
— Дары, — пробормотал Дамблдор, — не хоркруксы. Действительно.
Повисла пауза. Существо позади них продолжало скулить, но Гарри больше не оглядывался.
— Гриндельвальд тоже их искал?
Дамблдор на мгновение прикрыл глаза и кивнул.
— Именно Дары, в числе прочего, и объединили нас, — тихо сказал он. — Умные, заносчивые мальчишки, которые вдвоём поддались одному наваждению. Он приехал в Годрикову Лощину, как, думаю, ты уже понял, чтобы побывать на могиле Игнатуса Певерелла. Хотел исследовать место, где умер третий из братьев.
— Так все это правда? — спросил Гарри. — Братья Певереллы…
— …были тремя братьями из сказания, — кивнул Дамблдор. — Думаю, да. А вот встретились ли они со Смертью на пустынной дороге… Полагаю, на самом деле братья просто были очень одаренными, опасными волшебниками, и им удалось самим создать такие могущественные предметы. История же о том, что предметы эти были Дарами самой Смерти, — скорее всего, легенда, из тех, что часто сопровождают подобные творения. Мантия, как ты теперь знаешь, передавалась сквозь века от отца к сыну и от матери к дочери, пока наконец не досталась последнему потомку Певереллов, родившемуся, как и сам Игнатус, в Годриковой Лощине.
Дамблдор улыбнулся Гарри.
— Мне?
— Тебе. Я знаю, ты уже догадался, почему Мантия была у меня в тот вечер, когда погибли твои родители. Джеймс показал мне ее за несколько дней до случившегося. Сразу стало понятно, каким образом он умудрялся совершать столько проделок в школе — и при этом ускользать незамеченным! Я просто не поверил своим глазам! Я попросил Мантию на какое-то время — чтобы изучить ее. Я уже давно отказался от идеи собрать все Дары, но не мог не поддаться искушению взглянуть на нее поближе. Таких мантий я еще никогда не видел — невероятно древняя, абсолютно идеальная… А потом твой отец умер — и у меня на руках оказалось сразу два Дара!
В его тоне сквозила невыносимая горечь.
— Мантия не помогла бы им выжить, — быстро сказал Гарри. — Волдеморт знал, где они скрывались. Мантия ведь не защищает от проклятий.
— Да, — ответил Дамблдор, — это так.
Гарри ждал — но Дамблдор молчал, и его пришлось подтолкнуть:
— Так, значит, вы больше не искали Дары, когда увидели Мантию?
— Да, — еле слышно ответил Дамблдор, с трудом заставив себя посмотреть Гарри в глаза. — Ты знаешь, что произошло. Знаешь. И не можешь презирать меня больше, чем я сам себя презираю.
— Но я не презираю вас!
— Но должен бы. — Дамблдор глубоко вздохнул. — Ты знаешь тайну болезни моей сестры: что сделали с ней те магглы, и какой она стала. Ты знаешь, что мой бедный отец пытался отомстить — и какую цену заплатил за это, закончив свои дни в Азкабане. Ты знаешь, что моя мать всю свою жизнь отдала заботе об Ариане. А я… я был возмущен этим, Гарри. — Дамблдор произнес это веско и холодно, глядя мимо Гарри, в пространство. — Я был талантливым, одаренным. Я хотел свободы и стремился к сиянию славы. Пойми меня правильно… — Его лицо исказила боль — и он снова выглядел древним, как мир. — Я любил их. Любил родителей, брата и сестру. Но я был эгоистом, Гарри, я думал о себе — гораздо больше, чем ты, ведь ты — удивительно самоотверженный человек.
И вот мать умерла — и на мои плечи легла ответственность за больную сестру и своевольного брата. Я вернулся в свою деревню, чувствуя горечь и гнев. Мне казалось, что это ловушка, что я вынужден попусту тратить время! И тут, конечно, появился он… — Дамблдор снова взглянул Гарри в глаза. — Гриндельвальд. Ты не представляешь, Гарри, насколько его идеи воспламенили меня! Подчинение магглов. Триумф волшебников. Мы с Гриндельвальдом — прославленные юные лидеры революции! Конечно, у меня были кое-какие сомнения… Но я усыплял свою совесть пустыми словами. Все это будет для всеобщего блага, и любой причиненный ущерб окупится сторицей, улучшив жизнь волшебникам! Знал ли я в глубине души, каким был Геллерт Гриндельвальд? Думаю, да, но я предпочитал закрывать на это глаза. Ведь если бы планы, которые мы строили, осуществились, все мои мечты стали бы явью.
И сердцем всех наших планов были Дары Смерти! Как они завораживали Геллерта — как они завораживали нас обоих! Непобедимая палочка — орудие, которое приведет нас к власти! Камень Возрождения для Гриндельвальда, конечно же, означал армию инфери, но я делал вид, что не догадываюсь об этом. Для меня, признаюсь, это был способ вернуть родителей — и переложить на них всю ответственность со своих плеч.
А Мантия… Почему-то мы не очень много о ней говорили. Мы оба могли стать невидимыми и без Мантии, чья истинная магия, конечно же, заключается в том, чтобы скрывать и защищать других — так же, как ее владельца. Я думал, что, возможно, если мы найдем ее, я смогу спрятать под ней Ариану. Но главная ценность этой Мантии для нас заключалась в том, что она дополняла Дары Смерти, а согласно легенде, человек, который обладает всеми тремя реликвиями, станет истинным Хозяином Смерти. В нашем представлении это означало неуязвимость.
Неуязвимые Хозяева Смерти — Гриндельвальд и Дамблдор! Два месяца безумия, жестоких мечтаний — и полного пренебрежения оставшимися членами моей семьи. А затем… ты знаешь, что случилось, Гарри. Реальность вернулась в лице моего грубого, безграмотного и бесконечно более достойного брата. Я не хотел слушать правду, которую он выкрикивал мне в лицо. Я не хотел, чтобы мне говорили о том, что я не могу отправиться на поиски Даров, потому как на мне лежит ответственность за хрупкую и непредсказуемую сестру.
Ссора переросла в драку. Гриндельвальд вышел из себя. То страшное, что я всегда в нем подозревал, но не хотел видеть, выплеснулось наружу. И Ариана… после всех стараний и заботы нашей матери… лежала мертвой на полу.
Он прерывисто выдохнул и разразился рыданиями. Гарри протянул ладонь — и обнаружил с облегчением, что может прикоснуться к руке Дамблдора. Гарри крепко сжал ее, и тот постепенно пришел в себя.
— И вот, Гриндельвальд бежал, что было предсказуемо для всех, кроме меня. Исчез, унося с собой планы захвата власти и пыток магглов, а также мечты о Дарах Смерти — мечты, в которых я его так поощрял. Он бежал — а я остался хоронить сестру и жить с чувством вины, в чудовищном горе, доставшемся мне за постыдное поведение… Шли годы. О Гриндельвальде ползли слухи. Говорили, он заполучил палочку невероятной мощи. Мне же тем временем предложили пост Министра магии — и не один раз, а несколько. Но я, конечно же, отказался — к тому времени я уже знал, что мне нельзя проходить испытание властью.
— Но вы были бы гораздо, гораздо лучше Фаджа или Скримджера! — выпалил Гарри.
— Сомневаюсь, — мрачно сказал Дамблдор. — В ранней юности я убедился в том, что власть — моя главная слабость и соблазн. Забавно, Гарри, — похоже, лучше всего власть подходит тем, кто ее не ищет. Тем, кому, как тебе, просто навязывают лидерство — и они несут эту ношу, потому что это их долг. И с удивлением обнаруживают, что у них хорошо получается. Мне же было спокойнее в Хогвартсе. Думаю, я был неплохим учителем…
— Вы были лучшим!
— …ты очень добр ко мне, Гарри. Но, пока я занимался обучением юных волшебников, Гриндельвальд собрал войско. Говорили, он боялся меня. Возможно, это действительно так, но я… я боялся его ещё больше. О нет, не смерти от его руки, — пояснил Дамблдор, заметив вопросительный взгляд Гарри. — Не магии, которую он мог обрушить на меня. Я знал, что мы примерно равны, возможно, я даже был немного сильнее. Я боялся правды. Понимаешь — я не знал, кто именно из нас в той последней, кошмарной ссоре произнес проклятье, убившее мою сестру. Можешь назвать меня трусом — и будешь прав, Гарри. Я безмерно боялся, что именно я лишил ее жизни — не просто своими высокомерием и глупостью, а конкретным ударом.
Думаю, он знал об этом — знал о моих страхах. Я оттягивал встречу с ним, пока это не стало совсем уж постыдным. Люди умирали, он казался непобедимым, и я должен был сделать все, что в моих силах. Ну, а что было дальше — ты знаешь. Я выиграл дуэль. Я выиграл палочку.
И снова наступила тишина. Гарри не хотел спрашивать, узнал ли Дамблдор о том, чьё заклятие поразило Ариану. Еще меньше он хотел, чтобы Дамблдор сам ему об этом сказал. Теперь он наконец точно знал, что видел Дамблдор в зеркале Еиналеж — и почему он так хорошо понимал эмоции, переполнявшие Гарри при взгляде в это зеркало.
Они долго сидели в безмолвии, и трепыхание создания позади них больше не беспокоило Гарри. В конце концов он произнес:
— Гриндельвальд пытался помешать Волдеморту найти палочку. Он сказал, что у него никогда ее не было.
Дамблдор кивнул, глядя вниз, на колени. На его крючковатом носу блестели слезы.
— Я слышал, что он раскаялся в последние годы — сидя в камере-одиночке Нуменгарда. Надеюсь, это правда. Мне хочется думать, что он действительно ужаснулся и устыдился того, что творил. Возможно, эта ложь была попыткой исправить положение, не допустить, чтобы Волдеморт завладел палочкой…
— …или чтобы он осквернил вашу могилу, — предположил Гарри.
Дамблдор молча вытер глаза. Через несколько секунд Гарри снова заговорил:
— Вы пытались воспользоваться Камнем Возрождения?
Дамблдор кивнул:
— Когда я обнаружил его в заброшенном доме Гонтов — Дар, о котором я мечтал больше всего, хотя в юности совсем по другой
