Северус, меч! Не забудь, что взять его можно только по необходимости и с доблестью — и он не должен знать, что его отдаёшь ты! Если вдруг Вольдеморт прочтёт мысли Гарри и увидит, что ты на его стороне…
— И вы всё ещё не собираетесь рассказать мне, почему так важно отдать Поттеру меч? — сказал Снейп, накидывая поверх мантии дорожный плащ.
— Нет. Пожалуй, нет, — ответил портрет Дамблдора. — Он поймёт, что с ним делать. И будь очень осторожен, Северус, после той незадачи с Джорджем Уизли их может не обрадовать твоё появление.
У двери Снейп обернулся.
— Не беспокойтесь, Дамблдор, — холодно сказал он. — У меня есть план…
И вышел из кабинета. А Гарри поднялся из думоотвода, и через несколько мгновений уже лежал на ковре в той самой комнате, дверь которой, казалось, только что закрыл за собой Снейп.
Глава тридцать четвёртая
Снова лес
Наконец-то он узнал правду. Он лежал, прижавшись щекой к пыльном ковру в том самом кабинете, где, как когда-то думал, постигал секрет победы. Теперь Гарри понимал, что ему не суждено выжить. Всё, что от него требовалось — это без лишних эмоций отправиться прямиком в радушные объятия Смерти. Попутно он должен был оборвать оставшиеся связи Волдеморта с жизнью, так что, когда он, в итоге, окажется перед Волдемортом и даже палочки не поднимет в свою защиту, конец будет чистым, и завершится то, что должно было быть выполнено в Годриковой Лощине. Ни один из них не будет жить, ни один не сможет пережить другого.
Он чувствовал, как сильно бьётся в его груди сердце. Удивительно, что в своём страхе перед смертью, оно так мощно пульсировало, отважно поддерживая в нём жизнь. Но ему придётся остановиться, и очень скоро. Его удары были сочтены. На сколько этих ударов хватит времени, когда он поднимется и в последний раз пройдёт по замку, выйдет наружу и уйдёт в лес?
Пока он лежал на полу, под похоронный стук, звучавший внутри, его захлестнула волна ужаса. Умирать — это больно? Все те разы, когда он думал, что это вот-вот произойдёт, и избегал смерти, он никогда не задумывался об этом. Его жажда жизни всегда была гораздо сильнее страха смерти. И всё же сейчас ему не пришло в голову попытаться увернуться, обмануть Волдеморта. Он знал, что это конец, и единственное, что оставалось — это сама смерть.
Если бы он только мог умереть той летней ночью, когда покинул дом номер четыре по Бирючинному проезду, когда палочка с пером благородного феникса спасла его в последний раз! Если бы умер, как Хедвиг, так же быстро, что не понял бы, что случилось! Или бросился бы наперерез палочке, чтобы спасти кого-то любимого… Теперь он завидовал даже смерти своих родителей. Чтобы хладнокровно идти навстречу собственной погибели, требуется смелость иного рода. Он почувствовал, как у него дрожат пальцы, и заставил себя унять их, хотя никто не мог видеть его — все портреты на стенах были пусты.
Медленно, очень медленно он сел, и от этого почувствовал себя более живым и полнее, чем прежде, ощутил своё живое тело. Почему он никогда не понимал раньше, какое это чудо — мозг, нервы и трепещущее сердце? Это всё пойдёт прахом… или, по крайней мере, он покинет своё тело. Его дыхание замедлилось и стало глубже, рот и горло совершенно пересохли, но и глаза также были сухими.
Предательство Дамблдора почти ничего не значило. Разумеется, за этим стоял великий план, но теперь Гарри понимал, что был слишком глуп, чтобы его разглядеть. Он никогда не задавался вопросом, почему Дамблдору было нужно, чтобы он был жив. Сейчас он видел, что длительность его жизни изначально была определена тем, сколько времени требовалось на то, чтобы уничтожить все хоркруксы. Дамблдор поручил ему избавиться от них, и он послушно продолжил обрезать нити, связывавшие с жизнью не только Волдеморта, но и его самого! Как аккуратно, как изящно — и никто больше не пострадает, а если дать опасное задание мальчику, который и так предназначен на убой, то его смерть обернётся не катастрофой, а очередным ударом по Волдеморту.
И Дамблдор знал, что Гарри не уклонится, дойдёт до конца, пусть даже это будет его собственный конец — потому что постарался узнать его получше, так ведь? Дамблдор знал, так же, как Волдеморт, что Гарри не позволит никому умереть за себя, когда обнаружит, что в его власти прекратить это. Он снова увидел перед собой Фреда, Люпина и Тонкс, лежавших в Большом Зале, и у него перехватило дыхание. Смерть была нетерпелива…
Но Дамблдор переоценил его. Он не выполнил задание: змея всё ещё была жива. Даже после того, как Гарри будет убит, останется ещё один хоркрукс, который будет связывать Волдеморта с землёй. Разумеется, это упростит кому-то работу. Он задумался, кто с этим управится… Конечно же, Рон и Гермиона знают, что нужно сделать… Видимо, поэтому Дамблдор хотел, чтобы он поделился с этими двумя… на случай, если он исполнит своё настоящее предназначение немного раньше, чтобы они могли продолжить начатое…
Подобно каплям дождя на холодном окне, эти мысли падали на жёсткую поверхность неопровержимой правды, которая заключалась в том, что он должен умереть. Я должен умереть. Это должно закончиться.
Рон и Гермиона казались очень далеко, будто в другой стране; у него было ощущение, что он давным-давно расстался с ними. Он твёрдо решил, что никаких прощаний и объяснений не будет. Они не могли отправиться туда вместе, а пытаясь остановить его, только зря потратили бы ценное время. Он взглянул на потёртые золотые часы, которые получил на своё семнадцатилетие. От часа, выделенного Волдемортом, истекла почти половина.
Он встал. Его сердце обезумевшей птицей билось в груди. Наверное, оно знало, что ему осталось совсем недолго, наверное, оно хотело успеть сделать все удары, которые должно было сделать за всю жизнь, до того, как всё закончится. Закрывая за собой дверь кабинета, он не стал оглядываться.
Замок был пуст. Он шёл по нему в одиночестве и чувствовал себя призраком, будто уже умер. Люди из портретов всё ещё не вернулись в свои рамки, повсюду было неестественно тихо, будто оставшаяся жизнь сосредоточилась в Большом Зале, заполненном телами погибших и скорбящими.
Гарри накинул плащ-невидимку и спустился вниз по этажам, в конце выйдя на мраморную лестницу, ведущую в холл. Возможно, какая-то часть его надеялась, что его почувствуют, увидят, остановят, но плащ, как всегда, был непроницаем, безупречен, и он легко добрался до входной двери.
Затем на него едва не налетел Невилл. Он был одним из двоих, вносивших в замок тело. Гарри опустил взгляд, и у него снова сжалось всё внутри: Колин Криви, будучи несовершеннолетним, должно быть, тайком пробрался назад, как Малфой, Крэбб и Гойл. Умершим он был совсем маленький.
— Знаешь что, Невилл, я тут сам справлюсь, — сказал Оливер Вуд и, вскинув Колина на плечо, как пожарный, понёс его в Большой Зал.
Невилл ненадолго прислонился к косяку двери и вытер лоб тыльной стороной руки. Он выглядел совсем как старик. Затем снова спустился вниз по лестнице в темноту на поиск других тел.
У выхода Гарри бросил взгляд на Большой Зал. Там были люди, старавшиеся утешить друг друга, они что-то пили, присаживались возле умерших, но он не видел никого из тех, кого любил — ни намёка на Гермиону, Рона, Джинни или ещё кого-то из Уизли, Луну. Он почувствовал, что отдал бы всё время, что ему оставалось, чтобы в последний раз увидеть их, но хватило бы ему сил отвернуться? Так лучше.
Он прошёл по ступенькам и вышел в темноту. Было уже около четырёх часов утра, и окрестности замерли в смертельной тишине, будто затаили дыхание, ожидая увидеть, сможет ли он сделать то, что должен.
Гарри подошёл к Невиллу, склонившемуся над другим телом.
— Невилл.
— Чёрт возьми, Гарри, у меня чуть сердце не выскочило!
Гарри скинул плащ. Ему вдруг в голову пришла идея — от потребности сделать так, чтобы
