чтобы все знали, что он изучает и повторяет свойства Бузинной палочки!
— Да, я могу это понять, — сказал Гарри. Он встал: — Мистер Олливандер, ещё последнее, и тогда мы дадим вам отдохнуть. Что вы знаете о Дарах Смерти?
— О… о чём?
— О Дарах Смерти.
— Боюсь, что не понимаю, о чём ты говоришь. Это как-то связано с палочками?
Гарри посмотрел на расстроенное лицо Олливандера, и понял, что тот не притворяется. Он не знал о Дарах.
— Благодарю, — сказал Гарри. — Большое вам спасибо. Мы пойдём. Можете отдыхать.
Олливандер выглядел просто убитым.
— Он пытал меня! — торопливо проговорил он. — Пыточное Заклятие… ты не представляешь…
— Представляю, — сказал Гарри. — На самом деле представляю. Пожалуйста, отдыхайте. Спасибо вам за то, что вы нам рассказали.
Он пошёл вниз по лестнице, Рон и Эрмиона — за ним. Билл, Флёр, Луна и Дин сидели за столом на кухне, перед чашками с чаем. Гарри мельком заметил, что они смотрят на него, но он просто кивнул им и прошёл дальше, в сад, сопровождаемый Роном и Эрмионой. Перед ним был красноватый холмик земли, укрывавший Добби, и Гарри пошёл к нему, а боль в его голове росла и росла. Теперь, чтобы закрыться от видений, наваливавшихся на него, Гарри требовалось огромное усилие, но он знал, что сопротивляться ему придётся не очень долго. Скоро он даст им волю, потому что ему нужно убедиться, что его теория верна. Ему нужно только короткое усилие, только чтобы объяснить всё Рону и Эрмионе.
— У Грегоровича Бузинная палочка была много лет назад, — начал он. — Я видел, как Сами-Знаете- Кто пытался его найти. Когда он его выследил, то обнаружил, что у Грегоровича её больше нет — её украл у него Гринделвальд. Как Гринделвальд выяснил, что она у Грегоровича, я не знаю — хотя если Грегорович был так глуп, что распускал о ней слухи, то это было не трудно.
Волдеморт был у ворот Хогвартса; Гарри было видно, как он стоит перед ними, и ещё ему было видно, как в предрассветном сумраке качается фонарь, всё ближе и ближе.
— И Гринделвальд использовал Бузинную палочку, чтобы достичь могущества. И на вершине его власти, когда Дамблдор понял, что только он сможет его остановить, он пошёл на поединок с ним и одолел его, и забрал Бузинную палочку.
— У
— В Хогвартсе, — сказал Гарри, изо всех сил стараясь остаться здесь, в садике на вершине холма.
— Но раз так, нам надо туда! — с напором заявил Рон. — Гарри, отправляемся и забираем её, пока он не успел.
— Поздно, — сказал Гарри. Он не мог справиться с собой, и сжал руками голову, помогая ей сопротивляться видениям. — Он знает, где она. Он уже там.
— Гарри, — сказал Рон с яростью, — как давно ты про это знал? Чего мы время теряли? Почему сперва говорил с Грифуком? Мы могли отправиться… ещё можем…
— Нет, — ответил Гарри, и опустился на колени в траву. — Эрмиона права. Дамблдор не хотел, чтобы она досталась мне. Он не хотел, чтобы я её взял. Он хотел, чтобы я разыскал Сути.
— Непобедимая палочка, Гарри! — простонал Рон.
— От меня ожидалось не это… От меня ожидалось — достать Сути…
И всё вокруг стало холод и темнота: солнце только-только начало подниматься над горизонтом, когда он скользил, рядом со Снэйпом, через школьные земли к озеру.
— Я скоро буду у тебя в замке, — сказал он высоким, холодным голосом. — А сейчас оставь меня.
Снэйп поклонился и пошёл назад по тропе, чёрный плащ вздувался у него за спиной. Гарри шёл медленно, ожидая, пока фигуры Снэйпа не станет видно. Не подобает Снэйпу, да и никому другому, видеть, что он сделает. Но в замковых окнах не было ни огонька, и он мог скрыть себя… и в следующее мгновение он набросил на себя Прозрачаровальные чары, которые скрыли его от его собственных глаз.
И он шёл, по краю озера, вбирая в себя очертания замка, его любви, его первого королевства, королевства по праву рождения…
И вот она, у озера, отражается в тёмных водах. Белая мраморная гробница, ненужное пятно на знакомом пейзаже. Он вновь ощутил прилив контролируемого восторга, опьяняющее чувство тяги к разрушению. Он поднял свою старую тисовую палочку: как удачно, что её последним великим деянием будет именно это.
Гробница раскололась снизу доверху. Тело в саване было длинное и худое, такое же, каким было при жизни. Он вновь поднял палочку.
Ткань упала, открыв тело. Лицо бледное, полупрозрачное, иссохшее, но сохранилось исключительно хорошо. На кривом носу были даже очки: его это просто рассмешило. Руки Дамблдора были сложены на груди, и здесь была она, вложенная ему в руки, погребённая вместе с ним.
Что, старый дурень воображал, будто мрамор или смерть оборонят палочку? Что, он полагал, будто Тёмный Лорд устрашится нарушить покой его гробницы? Кисть, похожая на паука, протянулась и вытащила палочку из пальцев Дамблдора, и, как только он её взял, из её кончика вырвался фонтан искр, замерцал над трупом бывшего владельца палочки, той палочки, что нашла, наконец, нового господина.
Глава двадцать пятая В Раковине
Дом Билла и Флёр одиноко стоял на высоком берегу; его окна открывались на море, его стены были выложены раковинами и белой галькой. Это было уединённое и красивое жилище. Где бы ни был Гарри, в крошечном доме или в саду, он слышал непрестанный накат и откат волн, словно дыхание огромного дремлющего зверя. Последующие несколько дней Гарри большей частью проводил вне полного народу дома, ускользая из него под выдуманными предлогами; его тянуло смотреть с вершины утеса на небо и широкое пустынное море, чувствовать на лице холодный солёный ветер. Гарри продолжала пугать необычность его собственного решения — не пробовать обогнать Волдеморта. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь прежде выбирал
— Что, если Дамблдор хотел, чтобы мы вовремя разобрались с тем знаком, и достали палочку? Что, если выяснение, что это за знак, должно было «подтянуть» тебя, чтобы разыскать Дары тебе было по силам? Гарри, если это в самом деле Бузинная палочка, то каким чёртом, спрашивается, мы теперь будем кончать Сам-Знаешь-Кого?
У Гарри не было на это ответов; были мгновения, когда он задумывался, не был ли отказ от попытки помешать Волдеморту взломать гробницу совершенным безумием. Он даже не мог толком объяснить, почему он принял решение этого не делать: чем больше он пытался восстановить те соображения, в глубине души, которые его к нему привели, тем более жалкими они ему казались.
Странное дело: поддержка со стороны Эрмионы заставляла Гарри чувствовать неуверенность не меньше, чем сомнения Рона. Вынужденная теперь признать, что Бузинная палочка существует на самом деле, Эрмиона постановила, что Палочка — орудие зла, и что путь, которым Волдеморт её раздобыл, настолько мерзкий, что они, конечно, никогда бы на него не ступили.
— Ты бы никогда этого не сделал, Гарри, — повторяла она снова и снова. — Ты бы не смог вломиться в могилу Дамблдора.
Но мысль о мёртвом теле Дамблдора страшила Гарри гораздо меньше, чем возможность того, что он неправильно понял намерения живого Дамблдора. Он чувствовал себя, словно пробирающийся ощупью в темноте; он выбрал дорогу, но всё время мысленно оглядывается, гадает, правильно ли он понял знаки, не следует ли ему выбрать другой путь. Порой его вновь охватывала злость на Дамблдора, не уступающая по силе волнам, разбивающимся об утёс, на котором стоял дом, злость на то, что Дамблдор ничего не объяснил ему, пока был жив.