Она молчала, плавая в воздухе, глядя сверху на Гарри, и его охватило ощущение безнадёжности. Если бы она что-то знала, она конечно же рассказала бы это Флитвику или Дамблдору, которые наверняка её об этом спрашивали. Он тряхнул головой и уже повернулся было, чтобы уйти, когда привидение тихо сказало:
— Я украла диадему у моей матери.
— Вы… вы что?
— Я украла диадему, — повторила Елена Рэйвенкло шёпотом. — Мне хотелось стать более умной, более значительной, чем моя мать. Я сбежала с ней.
Гарри не понимал, как он ухитрился завоевать её доверие, и ничего не спрашивал, а просто напряжённо слушал, а она продолжала:
— Говорят, моя мать так никогда и не призналась, что диадема пропала, но притворялась, что по- прежнему ей владеет. Она скрыла и свою потерю, и моё чернейшее предательство, даже от остальных основателей Хогвартса.
Потом моя мать заболела — смертельно заболела. И отчаянно хотела меня ещё хоть раз увидеть, невзирая на моё вероломство. И она послала, отыскать меня, человека, который давно любил меня, невзирая на то, что я с презрением его отвергла. Она знала, что он не будет знать отдыха, пока не выполнит поручение.
Гарри ждал. Она глубоко вздохнула и вздёрнула голову.
— Он выследил меня в лесу, где я пряталась. Когда я отказалась вернуться с ним, он вспылил. Барон всегда отличался необузданным нравом. Его разъярил мой отказ, он завидовал моей свободе, и он пронзил меня мечом.
— Барон? Вы говорите о…?
— Ну да, о Кровавом Бароне, — сказала Дама в Сером, и, отведя в сторону свой плащ, показала одинокую чёрную рану на своей белой груди. — Когда он увидел, что совершил, его охватило раскаяние. Он взял оружие, забравшее мою жизнь, и обратил его на себя. Все последующие века он носит цепи, в наказание… Что ж, вольному воля, — добавила она с горечью.
— И… и диадема?
— Осталась там, где я её спрятала, когда услышала, как Барон ломится ко мне через лес. Укрытая в дупле дерева.
— В дупле? — повторил Гарри. — Что это за дерево? Где оно?
— В лесу в Албании. Уединённое место, далеко, как я рассудила, вне досягаемости моей матери.
— В Албании, — повторил Гарри. Сквозь смятение чудесным образом проступил смысл, и теперь он понимал, почему она рассказывает ему то, что скрыла от Дамблдора и Флитвика. — Но ведь вы это уже рассказывали кому-то, правда? Другому ученику?
Она закрыла глаза и кивнула.
— У меня… и в мыслях не было… Он был так учтив. Он, казалось… понимал… разделял мои чувства…
Конечно, подумал Гарри. Том Ребус ещё как понимал стремление Елены Рэйвенкло обладать знаменитыми вещами, на которые у неё не было никакого права.
— Ну, среди тех, кто дал Ребусу заползти в свои тайны, вы не первая, — пробормотал Гарри. — Он умел очаровывать, когда хотел…
Значит, Волдеморт, подольстившись к Даме в Сером, сумел выведать местоположение потерянной диадемы. Он совершил путешествие в тот дальний лес и извлёк диадему из тайника, может быть, сразу же, как оставил Хогвартс, ещё до того, как поступил на работу к Борджину и Бёрксу.
И не этот ли уединённый лес показался Волдеморту превосходным убежищем, когда, многие годы спустя, он нуждался в месте, где мог бы залечь, укрыться на долгие десять лет?
Но диадему, раз она стала драгоценной Разделённой Сутью, он уже не оставил в ничем не примечательном дупле… Нет, диадема тайно вернулась в свой истинный дом, и Волдеморт наверняка поместил её здесь…
— …в ту ночь, когда он просился сюда на работу! — вслух закончил Гарри свою мысль.
— Прошу прощения?
— Он спрятал диадему в замке, в ту ночь, когда просил, чтобы Дамблдор взял его учителем! — сказал Гарри. То, что он высказал это вслух, помогло ему во всём разобраться. — Он, должно быть, спрятал её по пути в кабинет к Дамблдору, или когда шёл обратно! Но тогда главным для него было ещё попробовать получить работу, чтобы улучить миг и свиснуть заодно и меч Гриффиндора — спасибо вам, спасибо!
Гарри поспешил прочь, оставив Даму в Сером парить в воздухе в полном недоумении. Сворачивая к вестибюлю, он взглянул на часы. Была без пяти минут полночь, и хотя он теперь знал,
Поколения учеников не смогли отыскать диадему; это наводило на мысль, что она — не в башне Рэйвенкло; но где она тогда, где? Какое такое укромное место открыл в Хогвартсе Том Ребус, что поверил — оно навеки останется тайным?
Теряясь в отчаянных предположениях, Гарри свернул за угол, но едва успел сделать несколько шагов по коридору, как окно слева от него вылетело с оглушительным громом и треском. Гарри только шарахнулся в сторону, как нечто огромное влетело в окно и ударилось о противоположную стену. От пришельца отвалилось что-то большое и мохнатое, взвизгнуло, и кинулось к Гарри.
— Хагрид! — заорал Гарри, отбиваясь от приветствий Клыка, волкодава, пока огромная бородатая фигура неловко поднималась на ноги. — Как это…?
— Гарри, эт ты!
Хагрид нагнулся, торопливо обнял Гарри, чуть не поломав ему рёбра, и кинулся обратно к выбитому окну.
— Гроупик хороший мальчик! — проорал он, высунувшись в дыру. — Счас буду к тебе, чуток погоди только, тут один славный парень!
Из- за спины Хагрида Гарри увидел в ночной темноте далёкие вспышки света и услышал странный, резкий и пронзительный, крик. Он посмотрел на часы: полночь. Бой начался.
— Вот это да, Гарри, — пропыхтел Хагрид, — это ж оно самое, а? Дерёмся, значит?
— Хагрид, откуда ты взялся?
— Сам-Знаешь-Кого услыхал, прям у себя в пещере, — мрачно сказал Хагрид. — Голос его принесло, понимаешь? «Выдайте, мол, мне Поттера, у вас-де время думать до полуночи». Вот и понял, чё ты тут, понял, чё счас что-то начнётся. Клык,
— Вот это, — сказал Гарри, — хороший вопрос. Пошли.
Они поспешили по коридору, Клык прыгал вокруг них. Кругом, во всех коридорах, Гарри слышал шум движения, топот бегущих ног, крики; за окнами он видел всё больше вспышек света в окружающей замок темноте.
— Эт мы куда? — пыхтел Хагрид, топая по пятам за Гарри; от его шагов пол вздагивал.
— Сам толком не знаю, — ответил Гарри, снова сворачивая наугад, — но Рон и Эрмиона должны быть где-то здесь…
Впереди по проходу уже были разбросаны первые жертвы боя: двух каменных горгулий, обычно стороживших вход в комнату учителей, снесло заклинанием, залетевшим сквозь ещё одно высаженное окно. То, что от них осталось, слабо шевелилось на полу, и когда Гарри перепрыгнул через одну из лишённых тела голов, та слабо простонала: — О, не обращай на меня внимания… пусть я тут рассыплюсь…
Её уродливая каменная рожа внезапно заставила Гарри вспомнить о мраморном бюсте Ровены Рэйвенкло в доме у Ксенофилиуса, том, что в безумной шляпе — и потом о статуе в башне Рэйвенкло, с каменной диадемой на белых кудрях…
А когда он добежал до конца прохода, к нему пришло воспоминание о третьем каменном изображении, о том старом уродливом колдуне, на чью голову Гарри собственноручно нахлобучил парик и старую