нетерпение Волдеморта. — Сейчас меня заботит, Северус, что случится, когда я наконец встречусь с мальчишкой!
— Мой господин, в чём вопрос, конечно же…
— …есть тут вопрос, Северус, есть.
Волдеморт остановился, и Гарри было хорошо видно, как он провёл своими белыми пальцами по Бузинной палочке, не спуская глаз со Снэйпа.
— Почему обе палочки, которыми я пользовался, потерпели неудачу, будучи нацеленными на Гарри Поттера?
— Я… я не могу ответить, мой господин.
— Не можешь?
Ярость словно клинком пронзила голову Гарри: он сунул себе в рот кулак, чтобы не закричать от боли. Он закрыл глаза, и, внезапно, он сам стал Волдеморт, и смотрел в бледное лицо Снэйпа.
— Моя палочка из тиса делала всё, что я её просил, Северус, но не убила Гарри Поттера. Дважды она терпела неудачу. Олливандер под пыткой рассказал мне о седцевинах-близнецах, сказал мне взять чужую палочку. Я сделал так, но палочка Люциуса раскололась, встретив палочку Поттера.
— Я… я не могу это объяснить, мой господин.
Теперь Снэйп не смотрел на Волдеморта. Взгляд его тёмных глаз не отрывался от змеи, свернувшейся в своей сфере-убежище.
— Я подумал о третьей палочке, Северус. О Бузинной Палочке, Роковой Палочке, Палочке Пагубы. Я забрал её у её прежнего господина. Я забрал её из могилы Альбуса Дамблдора.
Вот теперь Снэйп смотрел на Волдеморта, и лицо Снэйпа было подобно маске смерти. Оно было белое как мрамор, и такое неподвижное, что, когда он заговорил, увидеть за пустыми глазами жизнь было потрясением.
— Мой господин… дозвольте мне отправиться за мальчишкой…
— Всю эту долгую ночь, когда — в полушаге от победы — я сидел здесь, — голос Волдеморта был ненамного громче шёпота, — и размышлял, размышлял, почему Бузинная палочка отказывается быть такой, какой она должна быть, отказывается служить так, как, согласно легенде, она должна служить своему законному владельцу… и я думаю, что нашёл ответ.
Снэйп промолчал.
— Может быть, ты уже знаешь его? В конце концов, ты умный человек, Северус. Ты был мне хорошим и преданным слугой, и я сожалею о том, что должно свершиться.
— Мой господин…
— Бузинная палочка не может служить мне должным образом, Северус, потому что я — не истинный её господин. Бузинная палочка принадлежит волшебнику, который убил её последнего владельца. Ты убил Альбуса Дамблдора. Пока ты, Северус, жив, Бузинная палочка не может быть по-настоящему моей.
— Мой господин! — запротестовал Снэйп, поднимая руку.
— Не может быть иного пути, — сказал Волдеморт. — Я должен покорить палочку, Северус. И, покорив палочку, я, наконец, покорю Гарри Поттера.
И Волдеморт с силой рассёк Бузинной палочкой воздух. Он ничего не сделал Снэйпу, который, похоже, на секунду подумал, что помилован; но затем намерения Волдеморта стали ясны. Клетка со змеей покатилась по воздуху, и Снэйп только успел закричать, как она накрыла его, захватила его голову и плечи, и Волдеморт сказал на Змеином языке:
— Убей.
Раздался ужасный пронзительный вопль. Гарри видел, как бледное лицо Снэйпа теряет последние краски; оно белело, а чёрные глаза раскрывались шире, и змеиные клыки вонзались в шею, и Снэйп не мог сбросить с себя заколдованную сферу, и колени его подогнулись, и он повалился на пол.
— Сожалею, — холодно сказал Волдеморт.
Он отвернулся, без печали, без раскаяния. Настало время покинуть лачугу, и взяться за дело, с палочкой, которая теперь выполнит любой его приказ. Он направил её на искрящуюся клетку со змеей, и клетка всплыла, соскользнула со Снэйпа, и тот боком упал на пол; из ран на его шее хлестала кровь. Волдеморт быстро вышел из комнаты, не оглядываясь, и огромная змея плыла за ним в своей защитной сфере.
Вернувшись в туннель и в своё собственное сознание, Гарри открыл глаза. Он стёр кровь с костяшек пальцев, которые он прикусил, чтобы подавить крик. Потом он посмотрел в узенькую щелку между стеной и корзиной, и увидел на полу вздрагивающую ногу в чёрном башмаке.
— Гарри! — чуть слышно выдохнула позади Эрмиона, но он уже направил палочку на корзину, мешающую видеть. Она приподнялась на дюйм и тихо отплыла в сторону. Так бесшумно, как он только мог, Гарри выбрался в комнату.
Он не знал, зачем он это сделал, зачем подошёл к умирающему: он не знал, что он чувствует, когда видел белое лицо Снэйпа и пальцы, пытающиеся зажать кровавые раны на шее. Гарри снял Плащ- невидимку и взглянул на человека, которого он ненавидел, а тот скривился, пытаясь заговорить, когда его широко раскрытые чёрные глаза нашли Гарри. Гарри склонился над ним, и Снэйп схватил его за одежду на груди и подтянул поближе.
Жуткий звук, режущий и булькающий, вышел из его горла:
— Возьми… это… Возьми… это…
Снэйп истекал чем-то большим, чем кровь. Серебристо-голубое, ни газ ни жидкость, оно исходило из его рта, и глаз, и ушей, и Гарри знал, что это такое, но не знал, что делать… Эрмиона сунула ему в трясущуюся руку фляжку, сотворённую из ничего. Гарри своей палочкой собрал в неё серебристую субстанцию. Когда фляжка наполнилась до края, а Снэйп выглядел так, будто в нём совсем не осталось крови, пальцы, вцепившиеся в одежду Гарри, ослабли.
— Взгляни… на… меня… — прошептал Снэйп.
Зелёные глаза встретили взгляд чёрных, но через секунду в тех что-то исчезло, и они застыли, невидящие и пустые. Рука, державшая Гарри, со стуком упала на пол, и Снэйп больше не шевелился.
Глава тридцать третья Повесть Принца
Гарри стоял на коленях рядом со Снэйпом, и бездумно смотрел на него, пока — совершенно неожиданно — высокий холодный голос раздался так близко, что Гарри вскочил на ноги, крепко сжимая фляжку, уверенный, что Волдеморт вернулся в комнату.
Голос Волдеморта исходил от стен комнаты и от пола, и Гарри понял, что Волдеморт обращается к Хогвартсу и всей округе, что и обитатели Хогсмида, и все те, кто продолжает сражаться в замке, услышат его так ясно, словно он стоит рядом, словно он дышит им в затылок дыханием смерти.
И Рон, и Эрмиона неистово замотали головами, глядя на Гарри.