Гарри Поттер и Дары Смерти (перевод В. Сорокина)

наслаждения, упивались зрелищем. Потом она снова посмотрела на сестру, и сказала низким свирепым голосом:

— Ты не считала эту школу такой уродской, когда писала директору и умоляла его тебя взять.

Петуния залилась краской.

— Умоляла? Я не умоляла!

— Я читала его ответ. Очень добрый.

— Ты не должна была… — прошептала Петуния, — это личное… как ты смогла…?

Лили в ответ мельком взглянула туда, где стоял Снэйп. Петуния ахнула.

— Этот мальчишка его нашёл! Ты с этим мальчишкой шпионили в моей комнате!

— Нет… не шпионили… — Лили заняла оборону. — Северус увидел конверт, и ему и в голову не пришло, что маггла может переписываться с Хогвартсом, вот и всё! Он говорит, на почте наверняка работают волшебники, тайно, которые заботятся о…

— Вижу, что волшебники суют нос вовсюда! — сказала Петуния, сейчас такая же бледная, как только что была красная. — Уродина! — она плюнула в сестру и убежала туда, где стояли её родители…

Картина опять перестроилась. Снэйп спешил вдоль по коридору в Хогвартс-Экспрессе; поезд покачивался и стучал колёсами. Снэйп уже переоделся в школьную форму, наверное, впервые смог снять ненавистную маггловскую одежду. Наконец он остановился около купе, где шумела кучка хулиганистого вида мальчиков. В углу съёжилась на сиденье Лили, уткнувшись лицом в оконное стекло.

Снэйп сдвинул дверь купе и сел напротив Лили. Она мельком взглянула на него и снова отвернулась к окну. Она плакала.

— Я не хочу говорить с тобой, — сказала она сдавленным голосом.

— Почему?

— Туни н-ненав-видит меня. Потому что ты видел то письмо от Дамблдора.

— И что?

Она бросила на него взгляд, полный отвращения.

— То, что она моя сестра!

— Она же просто… — Снэйп спохватился и замолчал; Лили, слишком занятая утиранием слёз так, чтобы этого никто не заметил, его не услышала.

— Но мы ведь едем! — сказал Снэйп, не в состоянии скрыть радость в голосе. — Едем! Направляемся в Хогвартс!

Она кивнула, вытирая глаза, и против воли немножко улыбаясь.

— Хорошо бы тебе попасть в Слитерин, — сказал Снэйп, воодушевлённый тем, что она немножко развеселилась.

— Слитерин?

Один из мальчиков, бывших с ними в одном купе, и до этого не проявлявший никакого интереса к Лили или Снэйпу, обернулся на это слово, и Гарри, до этого обращавший всё своё внимание на парочку у окна, увидел своего отца: тонкий, подобно Снэйпу черноволосый, но с тем неуловимым духом ухоженности, даже избалованности, которого так явно не хватало Снэйпу.

— Как можно хотеть попасть в Слитерин? Я бы тогда школу бросил, а ты разве нет? — спросил Джеймс у мальчика, развалившегося на сиденье напротив него, и Гарри ударило пониманием, что это же Сириус. Сириус не улыбнулся.

— У меня вся родня перебывала в Слитерине, — сказал он.

— Ёлки-моталки, — сказал Джеймс, — а на вид ты вроде нормальный.

Сириус ухмыльнулся.

— Может, я поломаю традицию. Куда бы ты пошёл, если бы сам выбирал?

Джеймс поднял невидимый меч.

— В «Гриффиндор, где храбрые сердцем»! Как мой папа.

Снэйп тихо пренебрежительно фыркнул. Джеймс повернулся к нему.

— Что, с этим проблемы?

— Нет, — сказал Снэйп, хотя его слабая усмешка говорила обратное. — Если у вас мускулов больше, чем мозгов…

— А куда ты надеешься попасть, если у тебя ни того, ни другого? — встрял в разговор Сириус.

Джеймс разразился хохотом. Лили выпрямилась, вспыхнув, переводя неприязненный взгляд с Джеймса на Сириуса.

— Пошли, Северус, найдём другое купе.

— Ооооооо…

Джеймс и Сириус передразнили её высокомерный голос; Джеймс попытался подставить выходящему Снэйпу подножку.

— Пока, Сопливеус! — сказал кто-то, когда дверь купе закрывалась…

И опять перестроилась картина…

Гарри стоит за спиной Снэйпа, лицом к освещённым свечами столам колледжей, окаймлённых рядами внимательных лиц. Потом профессор Мак-Гонагалл говорит: — Ивэнс, Лили!

Он следил, как его мать выходит вперёд на дрожащих ногах и садится на шаткий табурет. Профессор Мак-Гонагалл опускает ей на голову Сортирующую Шляпу, и едва та коснулась тёмно-рыжих волос, и секунды не прошло, как Шляпа крикнула: Гриффиндор!

Гарри услышал, как Снэйп тихонько застонал. Лили сняла шляпу, отдала её профессору Мак-Гонагалл и поспешила к приветственно орущим гриффиндорцам, но на ходу оглянулась на Снэйпа, и на её лице была слабая печальная улыбка. Гарри видел, как Сириус подвинулся на скамейке, освобождая для неё место. Она только раз взглянула на него, похоже, вспомнила его в поезде, скрестила руки на груди и твёрдо повернулась к нему спиной.

Перекличка продолжалась. Гарри наблюдал, как Люпин, Петтигрю и его отец присоединились к Лили и Сириусу за столом Гриффиндора. Наконец, когда оставалось распределить дюжину школьников, профессор Мак-Гонагалл вызвала Снэйпа.

Гарри прошёл с ним к табурету, проследил, как он пристраивает шляпу себе на голову. — Слитерин! — крикнула Сортирующая Шляпа.

И Северус Снэйп пошёл на другую сторону Зала, прочь от Лили, туда, где его приветствовали слитеринцы, туда, где Люциус Малфой — на его груди блестел значок префекта — похлопал Снэйпа по спине, когда тот усаживался за стол…

И картина переменилась…

Лили и Снэйп идут через замковый двор и, похоже, спорят. Гарри поспешил подойти поближе, услышать их разговор. Оказавшись рядом, он сообразил, как они выросли. Похоже, после Сортировки прошёл не один год.

— …мы же хотели быть друзьями? — говорил Снэйп. — Верными друзьями?

— Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравится кое-кто из тех, с кем ты водишься! Извини, но Эвери и Мульсибер не в моём вкусе! Мульсибер! Что ты нашёл в нём, Сев, это же гад ползучий! Знаешь, что он недавно пытался сделать с Мери Макдональд?

Лили дошла до колонны и прислонилась к ней, глядя снизу вверх в худое бледное лицо.

— Ничего такого, — сказал Снэйп. — Это была шутка, вот и всё…

— Это была Тёмная Магия, и если ты считаешь её забавной…

— А как насчёт того, на что решаются Поттер с дружками? — требовательно спросил Снэйп. Ему опять бросилась краска в лицо, он, похоже, не мог скрыть своей обиды.

— На что там Поттер решается? — сказала Лили.

— Они украдкой смываются по ночам. С этим Люпином что-то не такое. Куда он всё время шляется?

— Он болен, — сказала Лили. — Они говорят, он болен…

— Каждый месяц в полнолуние? — сказал Снэйп.

— Я знаю твою теорию, — сказала Лили, и в её голосе был холод. — С чего ты вообще ими так озабочен? Какое тебе дело, чем они занимаются по ночам?