Они собирались телепортировать в деревню под покровом темноты, поэтому было уже под вечер, когда они, наконец, проглотили Многосущное зелье, превратившее Гарри в лысеющего маггла средних лет, а Эрмиону — в его маленькую, и очень похожую на мышку, жену. Бисерную сумочку, содержащую всё их имущество (кроме медальона, который Гарри повесил себе на шею), засунули во внутренний карман плотно застегнутого пальто Эрмионы. Гарри накинул на них обоих Плащ-невидимку, и они в который раз окунулись в удушающую темноту.
С сердцем, бьющимся в горле, Гарри открыл глаза. Они стояли, взявшись за руки, в заснеженном переулке под тёмно-синим небом, в котором уже слабо мерцали первые ночные звёзды. По обеим сторонам узкой дороги стояли коттеджи, в их окнах блестели рождественские украшения. Впереди, совсем недалеко, золотое сияние уличных фонарей указывало центр деревни.
— Ой, этот снег! — прошептала Эрмиона под плащом. — Как же мы не подумали о снеге? После всех наших предосторожностей — и оставлять следы! Нам просто надо от них избавиться… ты иди вперед, а я этим займусь…
Гарри не хотелось входить в деревню на манер лошади в театре, какую изображают два актёра: и прятаться под плащом, и одновременно магически заметать за собой следы.
— Давай снимем Плащ, — сказал он, и, в ответ на испуганный взгляд Эрмионы, добавил: — Ну давай же, мы ведь сейчас на себя не похожи, и вокруг никого.
Он убрал Плащ под куртку, и они пошли вперёд налегке. Ледяной воздух жалил их лица, когда они проходили коттедж за коттеджем. Любой из этих домов мог быть тем, в котором когда-то жили Джеймс и Лили, или где сейчас жила Батильда. Гарри оглядывал входные двери, засыпанные снегом крыши и подъездные дорожки, спрашивая себя, не вспомнится ли ему который, зная в глубине души, что это невозможно, что ему был лишь год с небольшим, когда он навсегда покинул это место. Он даже не был уверен, что вообще сможет увидеть тот дом: он не знал, что случается, когда умирают те, кто был под Укрывающими Чарами. Тут небольшой переулок, по которому они шли, повернул налево, и перед ними возникло сердце деревни — маленькая площадь.
В её середине было что-то, похожее на военный мемориал, весь увешаный цветными лампочками; его частично закрывала пышная рождественская ёлка. На площади было несколько магазинов, почта, кабачок и маленькая церковь, её окна с цветными стёклами блистали над площадью, как драгоценные камни.
Снег здесь был плотный: он стал твёрдым и скользким, там, где люди весь день по нему топтались. Впереди по площади туда и сюда ходили люди, их фигуры на мгновение освещались уличными фонарями. Когда дверь кабачка открывалась, раздавались обрывки смеха и звуков поп-музыки, а потом стало слышно, как в церкви запели хорал.
— Гарри, по-моему, сегодня Сочельник! — сказала Эрмиона.
— Да ну? — Гарри потерял счёт дням; они уже которую неделю не видели газет.
Я уверена, что так и есть, — ответила Эрмиона, глядя на церковь. — Они… они ведь где-то там, верно? Твои мама и папа? Там позади видно кладбище.
Гарри ощутил дрожь от чего-то, что уже не было волнением, скорее страхом. Теперь, когда он был так близко, он спрашивал себя, хочет ли он вообще что-то увидеть. Наверно, Эрмиона поняла, что он чувствует, потому что она дотянулась до его руки и, впервые взяв на себя роль вожака, потянула его вперед. Но на полпути через площадь она замерла на месте.
— Гарри, смотри!
Она показала на военный мемориал. Пока они обходили его, он переменился. Вместо обелиска, покрытого именами, стояла скульптура, изображавшая троих человек: мужчину с взлохмаченной шевелюрой и в очках, женщину с длинными волосами и добрым симпатичным лицом, и маленького мальчика, сидящего у матери на руках. Снег лежал на их головах пушистыми белыми шапками.
Гарри потянулся поближе, вглядываясь в лица родителей. Он и представить себе не мог, что здесь будут статуи… И как странно было видеть себя представленным в камне, счастливым младенцем без шрама на лбу…
— Пошли, — сказал Гарри, вдоволь насмотревшись, и они снова повернули к церкви. Когда они переходили дорогу, Гарри оглянулся через плечо: скульптура опять превратилась в военный мемориал.
Они приближались к церкви, и пение становилось всё громче. У Гарри перехватило горло — с такой силой ему вспомнился Хогвартс, Пивз, завывающий изнутри рыцарских доспехов неприличные переделки рождественских гимнов, двенадцать ёлок в Большом Зале, Дамблдор в шляпе, которая досталась ему из хлопушки, Рон в свитере ручной вязки…
На кладбищенский двор вела низенькая калитка. Эрмиона надавила на неё, открыв так тихо, как только смогла, и они пробрались внутрь. К церковным дверям вела скользкая дорожка, по сторонам от неё снег лежал глубокий и нетронутый. Они пошли прямо по снегу, оставляя за собой глубокий след там, где они огибали церковь, стараясь держаться в тени под светящимися бриллиантами окон.
За церковью заснеженные могильные камни ряд за рядом поднимались из бледно-голубого одеяла, испещрённого пятнами ослепительно-красного, золотого и зелёного, там, где на снег падал свет, играющий в цветных окнах. Крепко сжимая пальцами палочку в кармане куртки, Гарри направился к ближайшей могиле.
— Взгляни-ка сюда, это Эббот — может быть, какой-нибудь дальний родственник Ханны!
— Не так громко, — попросила его Эрмиона.
Они пробирались всё дальше и дальше по кладбищу, оставляя позади себя тёмные следы на снегу, наклоняясь, чтобы разглядеть слова на старых надгробных камнях, то и дело искоса поглядывая в окружающую темноту, чтобы быть абсолютно уверенными, что за ними никто не пристроился.
— Гарри, сюда! — Эрмиона отстала от него на два ряда надгробных плит, и ему пришлось пробираться назад. Сердце в его груди било просто колоколом.
— Это…?
— Нет, но посмотри!
Она указала на тёмный камень. Гарри наклонился и увидел на замёрзшем, в пятнах лишайника, граните слова:
Значит, Рита Москита и Мюриэль в чём-то были правы. Семья Дамблдоров действительно жила здесь, и кое-кто из них здесь умерли.
Видеть могилу было ещё хуже, чем слышать о ней. Гарри не мог не думать о том, что и у него, и у Дамблдора — у обоих глубокие корни на этом кладбище, и что Дамблдор должен был бы сказать ему об этом, однако никогда и не думал помянуть эту связь. Они могли бы посетить кладбище вместе; на мгновение Гарри вообразил, как приходит сюда вместе с Дамблдором, как бы это связало их, как много бы это для него значило. Но, похоже, то, что их родные лежат тут рядом, было для Дамблдора не имеющим важности совпадением, никак, пожалуй, не касающимся работы, которой он хотел от Гарри.
Эрмиона смотрела на Гарри, и он был рад, что его лицо скрыто в тени. Он ещё раз прочитал слова на надгробном камне.
— Ты уверен, он никогда не упоминал…? — начала Эрмиона.
— Нет, — сказал Гарри кратко, и добавил: — Давай смотреть дальше, — и отвернулся, жалея, что вообще видел этот камень. Он не хотел, чтобы его волнение было омрачено негодованием.
— Здесь! — скоро опять крикнула Эрмиона откуда-то из темноты. — Ой нет, извини! Мне показалось, тут написано «Поттер».
Она протёрла выщербленный, замшелый камень, и рассматривала его, слегка нахмурившись.
— Гарри, вернись на секундочку.
Он не хотел, чтобы его опять увели в сторону, и неохотно зашагал через снег к Эрмионе.
— Ну что?
— Посмотри на это!
