мертвецами.
— А этот мужик, Певерелл, который похоронен в Годриковой Лощине, — сказал он поспешно, пытаясь, чтобы его голос звучал пообыденнее, — ты о нём ничего не знаешь?
— Нет, — ответила Эрмиона, с видимым облегчением от перемены темы. — Я выясняла о нём, после того, как увидела знак на могиле; если бы он был хоть как-то знаменит, или там сделал что важное, о нём было бы в какой-то из наших книг. Но единственное, где я встретила имя «Певерелл», это в
— Угасших в мужской линии? — повторил Рон.
— Это значит, что фамилия пропала, — объяснила Эрмиона, — в случае с Певереллами — много веков назад. У них и сейчас могут быть потомки, только их зовут по-другому.
И тогда оно пришло к Гарри яркой картиной, то воспоминание, что зашевелилось при звуке имени «Певерелл»: грязный старик, сующий уродливое кольцо прямо в лицо работнику Министерства; и Гарри громко воскликнул: — Дволлодер Гонт!
— То есть? — одновременно спросили Рон и Эрмиона.
—
Рон и Эрмиона смотрели ошеломлённые.
— Кольцо, то кольцо, что стало Разделённой Сутью — Дволлодер Гонт говорил, что на нём герб Певереллов! Я видел, как он совал его этому типу из Министерства прямо в лицо, чуть нос ему не размазал!
— Герб Певереллов? — резко спросила Эрмиона. — Ты не разглядел, на что он похож?
— Вроде нет, — сказал Гарри, пытаясь вспомнить. — Как мне показалось, там не было ничего особенного, так, несколько чёрточек. Я видел его по-настоящему близко уже после того, как оно было расколото.
В широко открытых глазах Эрмионы Гарри увидел понимание. Рон же в недоумении глядел то на Эрмиону, то на Гарри:
— Блин… Ты считаешь, там опять был этот знак? Знак Даров?
— А почему и нет? — сказал Гарри в возбуждении. — Дволлодер Гонт [10] был старый малограмотный козёл, жил, как свинья, но трясся над тем, что он-де из древнего рода. Если кольцо пришло к нему из тьмы веков, он мог и не знать, что оно такое на самом деле. Книг у него в доме не было, и, поверьте мне, он не из тех, что читают малышам сказки. Ему нравилось думать, что чёрточки на камне — это герб, потому что он был уверен, что быть чистокровным — это быть вроде короля.
— Да… это всё очень интересно, — неуверенно протянула Эрмиона. — Но, Гарри, если ты думаешь то, что, как я думаю, ты думаешь…
— Ну, а почему нет?
Рон рот разинул.
— Блин… но будет ли он работать, если Дамбдлор разбил…
— Работать?
Эрмиона вскочила на ноги, возбуждённая и злая. — Гарри, ты в эту сказку о Дарах пытаешься всё всунуть…
—
— Минуту назад ты говорил, что никогда толком не видел, что там на камне!
— Как ты полагаешь, где это кольцо сейчас? — спросил Рон у Гарри. — Что с ним Дамблдор сделал, после того как расколол?
Но воображение Гарри уже мчалось вперёд, оставив Рона и Эрмиону далеко позади…
И он видел себя, обладателя Даров: он сходится лицом к лицу с Волдемортом, и ему уже не страшны Разделённые Сути…
— Гарри?
Но он едва услышал Эрмиону: он вытащил Плащ-невидимку и теребил его пальцами, ткань, податливую, как вода, лёгкую, как воздух. За свои почти семь лет в волшебном мире он не видел ничего, ей подобного. Плащ был в точности таким, о каком говорил Ксенофилиус:
И тут он вспомнил, и у него перехватило дыхание:
— В ночь, когда умерли мои родители, Плащ был у Дамблдора!
Его голос срывался, и он чувствовал, что краснеет, но ему было всё равно.
— Мама сказала Сириусу, что Дамблдор одолжил Плащ! Так вот зачем! Он хотел изучить его, потому что думал, что это — третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой Лощине… — Гарри кружил по палатке, ему казалось, что кругом падают завесы, и открывается правда. — Он мой предок. Я происхожу от третьего брата! Тогда всё сходится!
Гарри чувствовал себя словно в доспехах, от своей убеждённости, от веры в Дары, словно одна только мысль о владении ими давала ему защиту, и он был полон радости, когда повернулся к друзьям.
— Гарри, — опять начала Эрмиона, но он возился, развязывая трясущимися пальцами висевший у него на шее кошелёк.
— Прочти это, — сказал он, всовывая письмо своей матери в руки Эрмионе. — Прочти! Дамблдор взял Плащ, Эрмиона! Зачем ещё он ему был нужен? Ему не требовался плащ, он мог сделать такие сильные Прозрачаровальные чары, что безо всякого плаща становился совершенно невидимым!
Что- то упало на пол, и, поблёскивая, укатилось под стул: вытаскивая письмо, Гарри вытащил и Снитч. Он наклонился, чтобы подобрать его, и тут разливающееся половодье невероятных открытий принесло ему новый подарок, и он закричал в приливе потрясения и изумления:
— ОНО ЗДЕСЬ! Он оставил мне кольцо — оно в Снитче!
— Ты… ты полагаешь?
Он не понимал, почему у Рона такой озадаченный вид. Ему, Гарри, было всё так очевидно, так ясно. Всё сходится, всё… Его Плащ — третий Дар, когда он додумается, как открыть Снитч, у него будет второй, и тогда всё, что ему будет нужно сделать, это найти первый Дар, Бузинную палочку, и тогда…
Но тут словно упал занавес перед сценой: всё его возбуждение, вся его радость и надежды погасли, и он стоял одинокий во тьме, и сияющие чары рассыпались.
— Так вот что он ищет.
Перемена в его голосе ещё больше напугала Рона и Эрмиону.
— Сами-Знаете-Кто ищет Бузинную палочку.
Он повернулся спиной к их напряжённым, недоверчивым лицам. Он знал, что это правда. Всё вставало на свои места: Волдеморт не ищет новую палочку, он ищет старую палочку, очень, очень старую палочку. Гарри пошёл к выходу из палатки, позабыв про Рона и Эрмиону; он смотрел в ночь и думал…
Волдеморт рос в маггловском сиротском приюте. Никто не мог рассказывать ему
Гарри смотрел в темноту… Если бы Волдеморт знал о Дарах Смерти, разве не должен был он их
