со студенческой средой популярного среди передовой молодежи профессора Щапова, несмотря на строжайший над ним надзор[1586].)
В среде петербургского студенчества и особенно казанского землячества сочувственное признание получило выступление Достоевского в защиту Толмачевой в связи с нашумевшей в 1861 г. историей о публичном чтении ею 'Египетских ночей' Пушкина. На страницах 'Времени' Достоевский в статье 'Образцы чистосердечия' поддержал сотрудника 'Современника', горячего поборника 'женского вопроса', М. Л. Михайлова. Б. Э. Толмачева, сестра братьев Эверисман (один был адъюнктом Казанского университета, второй — студент того же университета), 'с ранних лет увлекавшаяся теориями Прудона и Мишле и поставившая себе целью быть эмансипированной женщиной'[1587], — как отмечалось в донесениях III Отделения, была в Перми (она вышла замуж за председателя пермской казенной палаты Толмачева) одной из активных участниц литературных вечеров.
От сотрудничавших в журнале казанцев Достоевскому могли быть известны и те 'пермские тайны', которые, как он отмечал в своей статье, журнал 'Век' представил в 'отвратительном виде' (позднее намек на эти 'тайны' Достоевский вложит в уста Свидригайлова: '…Египетские-то ночи, чтение-то публичное, помните? Черные- то глаза?…' О черных глазах Толмачевой, загоравшихся во время чтения, писал в напечатанной в 'Санкт-Петербургских ведомостях' заметке пермский корреспондент Тиммерман). С Тиммерманом Толмачева, оставив мужа, уехала из Перми в Казань, где оказалась под строгим надзором полиции[1588]. В 1861 г. Толмачева во время заграничной поездки посетила Герцена. Об этом, несомненно, было известно не только казанцам, но и сотрудничавшим в журнале 'Время' тайным корреспондентам Герцена.
Постоянно посещал корректора журнала 'Время' Сунгурова М. И. Семевский, активно сотрудничавший в 'Полярной звезде', 'Колоколе' и других изданиях Герцена[1589], Через Семевского шли из России в Лондон публиковавшиеся в 'Полярной звезде' материалы о декабристах[1590]. Копии с рукописей декабристов, полученных Семевским тайно из Сибири, делал для него Сунгуров. (В собрании рукописей 'Русской старины' хранится тетрадь с воспоминаниями и письмами декабристов, с надписью Семевского: 'Весь сборник списан с разных рукописей в 1860-1861 гг., полученных от барона В. И. Штейнгеля частью из бумаг Бестужевых, частью с других рукописей. Копию снимал студент СПб университета Капитон Корнилович Сунгуров'[1591].)
Записная книжка Сунгурова содержит немало стихотворений Рылеева и А. Бестужева, выписок из воспоминаний декабристов. Иногда рядом с именами своих товарищей Сунгуров отмечал: 'был 27 октября 1861 г., завтра едет за границу' (см., например, запись о Стежинском)[1592].
В августе 1860 г. III Отделением было перехвачено письмо к Баканину из Вятки от врача П. С. Сунцова, просившего переправить к Герцену написанную одним вятским врачом статью о положении врачей в России. Понимая, что эта статья, где 'вся правда описана в самом горьком виде', не может быть напечатана в России, Сунцов обращается за содействием к Баканину как человеку, о связях которого с Герценом было известно в кругу передовых людей провинций. Сунцов пишет Баканину об интересе вятской интеллигенции к изданиям Герцена, о проникающих в Вятку номерах 'Колокола'[1593]. Имя и адрес Сунцова упоминается в записной книжке Сунгурова, в составленном им списке тех, кому он собирался дарить оттиски статей из журнала 'Время'[1594]. Сунгуров оставлял у себя оттиски не пропущенных цензурою статей, делал выписки запрещенных мест. Как корректор он обязан был сверять, все ли указания цензуры выполнялись в последней корректуре и посылал Достоевскому вторую корректуру со сводкой всех не разрешенных цензурою мест[1595]. Однако выписки, сделанные Сунгуровым, очень далеки от обычных сводок корректора. В записной книжке эти выписки находятся рядом с записями революционных студенческих песен, прокламаций (например, 'Великорусе' № 3, 'Что надо делать войску'), запрещенными строками из стихотворений Некрасова, изданных в 1861 г., 'нотами и словами песни возмутительного содержания под заглавием 'Marselaise''[1596]. Все это говорит о том, что Сунгуровым руководил не только корректорский интерес.
Сунгуров был близко связан с революционным студенчеством и особенно с кружком, возглавлявшимся Алексеем Андреевичем Яковлевым. Это был, по свидетельству участников революционного движения 1860-х годов, 'типичный студент', 'очень даровитый и в высшей степени симпатичный юноша', пользовавшийся большим уважением в студенческой среде[1597]. Сунгуров благоговейно относился к своему другу (о чем свидетельствуют его письма, дневник, хранившаяся у него фотография Яковлева).
Яковлев был библиотекарем студенческой библиотеки, он 'беззаветно отдался' ей и тратил на нее много времени, 'заботился о поддержании в ней порядка, а в особенности о пополнении ее', — рассказывает Л. Ф. Пантелеев, получавший в этой библиотеке номера 'Колокола'[1598]. Как известно, организация библиотек из запрещенных изданий, чтение и обсуждение запрещенных сочинений было обычным для большинства кружков 1860-х годов[1599]. Сунгуров, как видно из его записной книжки, хранил у себя и обменивался с товарищами запрещенными изданиями, отмечая, когда и кому выдана та или иная книга. Однажды Яковлев упрекал его за потерю 4-го тома 'Causes celebres'[1600]. Среди книг, выдававшихся Сунгуровым товарищам, — издания Герцена, сочинения Фурье и Прудона, номера журнала 'Время' (например, запись: 'Бармину — 'Время' — I, II, III, IV, V, VI, Туманову — 'Время' VI, VII') [1601]. Собиравшиеся у Яковлева и Сунгурова студенты не только переписывали запрещенные стихи, но и сами сочиняли 'крамольные' песни (в записной книжке отмечено: ''Свобода, равенство и братство'. Соч. Сунгуровым в присутствии Анатолия Баканина и студента Яковлева')[1602]. Рядом со списком известного среди вольнолюбивой молодежи стихотворения 'Двуглавый орел', приписываемого В. Курочкину ('Я нашел, друзья, нашел, Кто виновник бестолковый наших бедствий, наших зол… '), Сунгуровым сделана помета: 'А. Григорьев, 17 марта 1862'[1603].
Осенью 1861 г., в самый разгар студенческих волнений, А. Яковлев был арестован за распространение прокламаций (по сведениям Л. Ф. Пантелеева, он попался с прокламацией в одной из казарм весной 1862 г.)[1604]. Как известно, наиболее смелые кружки оппозиционно настроенной молодежи, занимавшиеся распространением прокламаций, использовали для их печатания наряду с тайными печатными станками и легальные типографии. Так, многие члены тайных студенческих кружков встречались у корректора журнала 'Современник' Е. Стопакевича, 'унося от него чемоданы, битком набитые подпольными изданиями' [1605]. Данных для утверждения, что Сунгуров мог использовать свое положение корректора для печатания прокламаций, нет. Он распространял прокламации, издававшиеся в типографии 'Земли и воли'. При аресте Сунгурова в ноябре 1863 г. за 'недонесение кому следовало о получении им возмутительных воззваний'[1606], у него, наряду с прокламациями 'Свобода' № 1 (девять номеров); 'Великорусе' (три номера), 'Что надо делать войску', 'Шедо-Ферроти', номера 'Колокола' и объявлениями об издававшейся за границей газете 'Свободное слово', были найдены также корректуры нескольких статей и очерков, запрещенных в журнале 'Время'[1607].
Особое внимание следственной комиссии вызвали гранки статьи 'Пожары'. До сих пор текст этой статьи был не известен исследователям. Впервые он печатается в настоящем томе по материалам, разысканным в Ленинграде Н. Г. Розенблюмом в делах цензурного ведомства (см. с. 15). Корректура 'Пожаров', обнаруженная нами в Москве в 'деле' К. Сунгурова среди изъятых у него прокламаций, также содержит полный текст статьи. Распространение в студенческой среде
