от социального решения проблемы 'человек'. Повсеместно утверждаются (особенно в Германии, где уже в начале 80-х годов распространяется влияние Ницше) субъективизм и индивидуализм. Ощущение внутренней дисгармонии было свойственно отдельным людям и отдельным направлениям культуры уже в начале XIX в. (немецкие романтики), но к концу столетия оно становится массовым. И потому критики-натуралисты исходят именно из того, что отличительной чертой современного человека является дисгармония, внутренняя раздвоенность.
'Сущность человеческой души состоит, очевидно, в известной сломленности и раздвоенности, в дисгармонии внутренней жизни с внешним миром'[1915] — такова характеристика западноевропейского человека конца XIX в., принадлежащая X. Лоренцу, видному критику того времени. Берг считает, что главным признаком современного человека является трагическая несовместимость его 'желаний и возможностей'[1916]. В современном мире, констатируют критики, человек осознает бесплодность всех своих устремлений. Это парализует его волю, и он предается тоске.
'В этой тоске выражается дух, разрушающий все в себе кислотой рассудка, давно утративший веру в самого себя, дух, выслеживающий самого себя, утративший способность серьезного отношения к себе, научившийся высмеивать себя…'[1917]
Наряду с понятием 'переходная эпоха' в немецкой критике 80-90-х годов появляется его коррелят — 'переходный человек' [1918]. Новизна этого человека, как представляется теоретикам нового искусства, — в его сложности, дифференцированности. Разумеется, источником такого мнения была не столько изменившаяся природа человека, сколько уже проявившая себя разобщенность его внутренних сил. 'Современный человек, — пишет Берг, — больше чувствует, его жизнь, мир его мыслей и переживаний стали более дифференцированными'.
И далее:
'У нас больше проблем, чем у людей прошлых времен…'[1919]
Чрезвычайно важно, что, указывая на сложность, противоречивость и дисгармонию как на основные черты своего современника, натуралисты еще продолжают рассматривать его как существо социальное. Более того, именно в общественных условиях пытаются они найти истоки той двойственности и надломленности, которые свойственны современному человеку. Этот взгляд подробно обосновывается на страницах ведущего журнала немецких натуралистов 'Freie Buhne'. 'Современный индивид' — это человек, 'стремящийся к утверждению собственного 'я' и потому, вступая в ощутимый конфликт с обществом, он ведет ожесточенную борьбу за свою свободу'[1920]. В статье Ю. Харта с характерным заголовком 'Социальная лирика' утверждается, что поэзия должна быть социальной, что она должна 'воплощать мысли и чувства человека, возникающие в нем, когда он рассматривает себя в своей зависимости от общества'[1921]. Современная поэзия — и в этом ее особенность — обязана 'подчинять социальному все мысли и чувства, изображать эмоции в их преломлении через мировоззрение'[1922]. Впрочем, как известно, натуралисты, особенно 'последовательные', лишили понятие 'общество' его исторического и классового содержания, измельчив его до понятия 'среда'.
Избрав своим героем современника — изменившегося человека в изменившемся мире — немецкие натуралисты оказались перед другой не менее важной проблемой. Ведь изменения, происшедшие с человеком, сказались прежде всего в его психическом облике. И проблема состояла в том, чтобы изыскать новые средства психологического анализа. Теоретик натурализма О. Вольф рассматривает ее как 'специфически натуралистическую проблему' [1923]. С точки зрения Берга, 'новое искусство — не что иное, как изыскание новой психологии, более глубокого и точного объяснения души' [1924].
'Старая психология' объявляется несостоятельной, а ее приверженцам ставится в упрек то, что они 'не считаются с человеком, а имеют перед собой некую идеальную конструкцию. Они забывают, что человек существо несовершенное и несет в себе не только любовь, не только естественность, не только истину'[1925].
Принцип 'новой психологии', как его формулирует Харден, состоит в том, чтобы 'отказаться от упрощенного характера, который строится на доминанте одной черты, и на его место поставить подлинного человека во всей сложности и многообразии его психики'[1926].
Мысль о несовершенстве человеческой природы была, разумеется, порождена несовершенной действительностью — действительностью капиталистической, которую они воспринимали критически. Впрочем, сами натуралисты видели источник этого несовершенства в другом. Человек представлял собою для натуралистов 'не только любовь, не только естественность, не только истину', но и комплекс инстинктов. И потому они стремились проникнуть в область подсознательного, куда их, в частности, вели биологические законы, недавно открытые Дарвином, Геккелем, К. Бернаром. Иррациональные темные стороны человеческой души натуралисты объясняли через физиологию, чаще всего — наследственностью. Человек детерминирован биологическими законами, отсюда, по мнению натуралистов, его способность совершать неожиданные неизъяснимые поступки. Игнорируя общественную природу человеческого мышления и психики, натуралисты подменяли объективное субъективным, социальное — патологическим. В результате героем натуралистов становится человек, изуродованный средой и отягченный наследственностью, искаженная болезненная натура. С этой точки зрения повышенное внимание натуралистов к париям и изгоям общества, к людям преступного мира представляется вполне закономерным. Установка на правдивое изображение современности порождает в немецком натурализме стремление к ее всестороннему охвату. На смену лирике приходит роман. О необходимости создания современного немецкого романа большого стиля заявлял со страниц журнала 'Die Gesellschaft' Г. Бар[1927]. Этот жанр был подсказан богатейшим опытом европейского критического реализма, прежде всего творчеством Бальзака и Золя, Толстого и Достоевского, наиболее популярных среди натуралистов писателей, романы которых дают образцы глубокого и целостного отражения действительности. Таким же братья Харт мыслят себе и современный немецкий роман, который 'должен стать всеобъемлющей картиной мира, реалистической и захватывающей'[1928]. 'Важнейшим жанром реализма является социальный роман', — заявляет один из теоретиков натурализма Карл Блайбтрой в своем программном сочинении 'Революция в литературе' [1929], весьма популярном в ту пору.
Создавая современный роман, натуралисты лишь в незначительной степени могли использовать опыт немецкого критического реализма, который развивался 'в стороне от проблем современности'[1930]. Как известно, немецкий роман второй половины XIX в. еще только приближался к решению больших задач. Натуралисты обращаются к иностранным писателям, и это не вызывает удивления. По укоренившемуся в Германии мнению, у 'Золя, Ибсена, Толстого и Достоевского была более тесная связь с их современностью, чем у натуралистов — со своей'[1931].
Восприятие Достоевского в Германии было, таким образом, подготовлено самой спецификой литературного развития 80-90-х годов. И не случайно появление 'Раскольникова' расценивалось как 'событие, которое нельзя вычеркнуть из истории 'юной Германии''[1932] (т. е. из истории натурализма).
Честь представить Достоевского немецкому читателю выпала на долю Вильгельма Генкеля (1825- 1910). Перевод 'Преступления и наказания' — 'Раскольников', выполненный Генкелем, был признан лучшим и до конца века переиздавался четыре раза (1886, 1889, 1890, 1894).
