и поднося трубку с моим любимым сортом английского табака. — Потусовался-потусовался и набрался…
— Ещё раз появишься без приглашения — накажу, — пообещал я, затягиваясь горьким дымом.
— Неблагодарная у меня работа, — пожаловалось отражение. — Можно сказать: чертовски неблагодарная.
Призрак исчез, а я продолжил:
— И не забывайте о демократии, господа! Демократия должна стать защитой прав меньшинств. — «голубых», сектантов, националистов… И потихонечку, потихонечку, все государства станут «сектами голубых националистов». А уж они-то о толерантности вряд ли вспомнят.
— Уже, — похвастался Астарот. — И даже пошли дальше. Открываем секты твоего имени, повелитель.
— Чем занимаются?
— Как «чем»? — удивился демон. —Жертвы приносят.
— Идиоты! — сказал я грустно. — Полные идиоты. Мне души нужны. Души, а не тела! Если человек умер, он грешить не может. «Воскресшие мёртвецы» бывают только в фильмах ужасов. Но мы-то с вами взрослые, современные практики и понимаем, что труп — это труп. А мне подонки нужны, мерзавцы… политики, на худой конец! Какой толк, если люди меня бояться будут? Бежать от меня, а не ко мне?! Вы должны делать мой образ привлекательным, милым и «пушистым». Прошли те времена, когда людей запугивать можно было: сунул рогатую голову в окно, рявкнул, человек со страха все и выполняет. Теперь иначе, теперь пальцем в «пятачок» ткнут и цинично поинтересуются: «Хелло, парень. Кто это тебе такие рога наставил?» Вы не меня, а церковь репутации лишайте. На смех выставляйте, статьи обличающие, анекдоты высмеивающие…
— Про?..
— Нет, — сказал я быстро, — только про церковь. Меня называют «клеветником», но идиотом ещё никто не называл. Это удел и любимое занятие людей — хулить Его… Есть тысячи причин, чтоб стать подонком, и только одна, чтоб остаться человеком, — просто быть человеком. У них не должно быть этой причины. Это должно быть невыгодно и глупо. Да что я повторяюсь? Я вам твержу это веками! Вперед! За работу!
Демоны, давно привыкшие к перепадам моего настроения, растаяли в воздухе. Из висевшего на стене зеркала в комнату тотчас полезло моё отражение.
— Грубый ты, некультурный, — кряхтело оно, выбираясь из узкой рамы. — Ой-ей, тесно-то как… Невежливый…
— Вежливость люди придумали, чтоб скрыть свои истинные чувства, — сказал я, вставая с кресла и выбивая пепел из трубки прямо на ковер. — А если я чувствую, что эти рожи мне надоели, я так и говорю.
— За что ты их ненавидишь? — спросило отражение, убирая со стола.
— А за что их любить? — вопросом на вопрос ответил я. — Ну, эти-то ещё ладно, они мне преданы, примитивны, как акулы, работают честно, неподкупны, верны и готовы разделить со мной любую участь. А люди, пришедшие ко мне на службу? На что надеются? Что такого я им даю, чтобы жертвовать ради этого самым великим своим сокровищем — душой? Обещания? Так я же их не выполняю… А как стараются! Предают, губят лучших из лучших, грешат, убивают, бездействуют… Почему? Выгодно!.. И в последней битве эти сволочи меня не подведут. Они будут знать, что есть жизнь вечная, а им суждено умереть, воскреснув лишь для новой смерти… О, как они возненавидят тех, кому пакостили при жизни! Как будут мечтать победить в этой безнадёжной схватке, чтоб выжить, выжить, выжить… Хотя зачем им такая жизнь, а?
— Когда-то ты говорил, что мир стоит на чистых сердцах.
— И сейчас повторю. Только добавлю, что остальные просто живут в том мире, который стоит на этих сердцах. Все дело в первопричине. Я-то знаю, зачем я это делаю. Мои слуги делают это по моему приказу. А люди? Ради личных благ? Сиюминутных удовольствий? Проходящих возжеланий?.. Вот, к примеру, тебе нужен «шестисотый» «Мерседес»?
— Нужен, — быстро ответило отражение.
— Я серьёзно спрашиваю.
— Какой же дурак откажется от «Мерседеса»? — укоризненно спросил меня призрак. — Только от тебя я не возьму. Ты же «передергиваешь». Потребуешь черт-те что, а «Мерседес» подсунешь либо сломанный, либо числящийся в угоне. Лишь бы доказать свою правоту.
— Это один из методов, — согласился я. — А меня интересует не метод, а цель. Я все пытаюсь понять, почему они так легко поддаются соблазнам. Как они поддаются — я знаю. И как оправдывают себя… Представляешь, сколько баранов будет лицемерно блеять на Суде: «А мы не знали». Как будто это освобождает от ответственности. Все им было дано. Времени не было? На телевизор время было… «Боже, ну Ты же добрый, пощади нас!» И тут выхожу я, весь такой красивый, в мундире прокурорском… И требую определенный по этой статье срок: вечность… И опять я плохой, да?
— Ты не любишь людей…
— А кто их любит? Они сами себя не любят, — пожал я плечами. — Я только не могу понять, зачем я так много работаю, если им так мало надо? Может, я — работоголик?.. Я, я сам уже не могу жить в этом аду, а они ничего, приспосабливаются. Он думал, что люди будут крепнуть в страданиях, закаляться, принимать их как данность, как опыт… Ага, как же!.. Они разлагаются не в страданиях, а в достатке, славе и благополучии. Поэтому и подходить к ним надо именно через эти «входы». Ты можешь представить себе Спасителя, освящающего «шестисотый» «Мерседес»? Приоритеты поменялись. Зачем спасать души, если они никому не нужны? А «Мерседесы» нужны.
— Зачем ты повторяешь демонам, что им делать? — попыталось уйти от опасной темы отражение. — Они же все прекрасно знают. Унижаешь?
— Потому что они — тупые, — жестко ответил я. — И я повторяю им все это как тупым, чтобы они сами почувствовали, какие они тупые. Я ясно выразился? Интрига должна быть красива. Она должна быть выношена, выстрадана, артистично исполнена. Раньше они работали ювелирно, а теперь, видите ли, устали и уверовали в скорую победу. А я просто чувствую какой-то подвох… И вообще… Почему я должен следить, чтоб этот шарик не развалился на миллион кусков дерьма, когда мне хочется как раз того, чтоб он развалился?! Почему я должен уничтожать убийц, когда по мне, так самое то, чтоб они перерезали друг друга?! Я хозяин этого мира, а моё хозяйство напоминает один огромный, злачный свинарник! У меня частенько возникает ассоциация с утлым суденышком, плывущим в море, которое собственная команда раздирает на части, рубит мачты, сверлит дно, дерется и пьянствует, а стоит чуть-чуть подуть ветру — пускает пьяные слезы и призывает на помощь Спасителя… Я бы с удовольствием утопил их, а сам завалился бы в лесу, на пахнущей мятой поляне, и проспал, наверное, лет этак триста, так я устал…
— Ты говорил это сегодня раз сто, — напомнило отражение.
— Да?.. Значит, и впрямь устал. И вообще, я тебя зачем создал? Чтоб ты составлял мне компанию, разгонял скуку, создавал иллюзию общения, слушал, в конце концов, а ты?! Без тебя было лучше, чем с тобой.
— Я — твоё отражение, хозяин, — грустно ответил призрак. — Тебе нужно было создать меня в минуты радости, а ты дал мне иллюзию бытия в моменты печали и винишь за это… Да и не помню я, чтоб за последние пару тысячелетий у тебя было хорошее настроение. Депрессия, сплин, усталость, злость, печаль, тоска, раздражение, меланхолия, уныние и отвращение — вот твои спутники, а не я. Я всего лишь… твоё отражение.
— Две тысячи лет, — повторил я. — Да, ровно две тысячи лет… Две тысячи лет назад я ещё надеялся. Когда Он пришёл, я надеялся, что все это кончится. Ты не поверишь: я был рад проиграть! Стереть грешников из вечности, наградить всех этих Его «праведников» и… Ну, забыть про всех этих людей, как про страшный сон! Чтоб было что-то новое, интересное, великое… подальше от людей… Бог и Его ангел… А людей куда-нибудь… ну, не знаю… В Эдем, что ли… В чем причина-то спора? В людях! Да не могут они быть с Богом! Я — хочу, они — нет! Меня это устраивает. Я эгоист. Куда Он их тащит? Что из них сделать хочет? К чему готовит? Они же не способны! А потом все вернулось на круги своя… Отвращение к ним, ненависть и безысходность. И нет ни одной причины изменить моё настроение. Меня ничто не радует. Ничто не
