— Ну да. Тот, в ком течет кровь жрецов и царей Израиля.
— Такой, как Иисус, — говорил писатель, и Иоанн радостно подтвердил:
— Точно! Иисус. — Довольно кивал он по сторонам света. — Давай дальше. И он продолжил.
— Так было в пору первого взыскания. О чём сказал Иезекииль, записав собственноручно: 'Чтоб пометить мету на лбах вздыхающих и стонущих, а остальные будут преданы мечу, мстящему местью Завета'. И таков суд всем, вошедшим в Его Завет, которые не поддержали эти постановления, чтобы с них взыскать ради истребления рукою Велиала.
«Это тот день, когда Бог взыщет, как Он сказал: 'Вожди Иуды стали как сдвигающие границу. На них Я изолью, как воду, ярость'.
— Погоди! — взмолился писатель. — Дай понять, о чём речь.
— Что тут не понятно? — удивлялся Антон. — Речь идёт о наших сегодняшних правителях. А Иоанн продолжал запугивать писателя.
«Ибо вошли в Завет покаяния, но не отвратились от пути изменников, и осквернились путями блуда, и нечестивым богатством, и мщением, и злопамятством друг к другу, и ненавидел один другого. И прятались каждый от собственной плоти и приближались ради кровосмешения, и геройствовали ради богатства и прибыли, и делали каждый правильное в своих глазах, и предпочитали каждый строптивость своего сердца… И бесчинствовали, открыто идя по пути нечестивых, о которых сказал Бог: 'Вино их — яд драконов и жестокая отрава аспидов'. Драконы — цари народов, а вино их — это их пути, а отрава аспидов — это глава царей Ионии, что пришел против них с отмщением. И всего этого не поняли Строители стены…
— Строители стены, говоришь? — писатель смотрел в глубокие глаза Учителя Праведности, и его затягивало в них. Антон встрепенулся. Он сразу понял, что генератор выключился. Подойдя к Иоанну, он успел обнять его, и тот сказал, точно понял, что с ним прощаются:
— Помни! Ты — князь.
Пустыня была всё такой же, как два тысячелетия назад. Не было только Иоанна, и шатра бедуинов.
— Что скажешь? — Спросил Игорь Брониславович Антона, а тот устало пожал плечами и отмахнулся.
— А ты что скажешь? — спрашивал писатель у Женьки.
— Скажу, что в память о бедуинах, у меня остался кусок гашиша.
— Ты хочешь сказать, — что пронесла его сквозь… — писатель напрягся, и развёл руками. — И что?.. он с тобой?
— Вот он, — и Женька протянула целую плитку.
— Невероятно! — Обрадовался писатель и отломил от плитки немного.
— Это мне поможет осмыслить наше путешествие и те слова, что произнёс Иоанн, — и писатель приложил палец к губам.
Когда вернулись в гостиницу, писатель нарушил молчание. Он подошел к Антону и, склонив голову перед учеником, сказал:
— Благодарю. Это невероятный опыт. Его стоило пережить. — Он направился к своему номеру, а потом оглянулся и сказал:
— Пробуждение было лёгким и неотвратимым. Знаете, Антон, ощущение и теперь такое, что краски в нашем мире значительно померкли.
— Вам понравилось, учитель? — Спрашивал Антон тоном, за которым чувствовался подвох.
— Да, — сказал Игорь Брониславович. — Вы — Гений. А что? Что-то не так.
— Дело в том, что генератор украден вместе с другими вещами.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что возможно, он не имеет к этому никакого отношения.
— Как это?
— Меня интересует вопрос: где всё это время была Мария.
— Так вот, что вас всё это время беспокоило! — Сообразил писатель. — А нельзя ли немного подробней?
— Извините, Борислав… — заплетающимся языком произнесла Женька, — Я умираю спать…
— Конечно, конечно. Спать. Теперь — спать. Все устали. Слишком много впечатлений. Левиты, ессеи, Иисус, Иоанн, пророчество Захарии. Пропавшая Мария. — И писатель скрылся за дверьми номера.
Женька заснула на ходу. Антон подхватил её на руки, занёс осторожно в номер, и бережно положил на кровать. А сам, приняв душ, включил компьютер, и зашёл на имэйл.
******
Утром они снова встретились в кафе. Во внешнем облике писателя произошли некоторые изменения. Он вышел в кипе. Под глазами были синяки. Его несколько покачивало.
— Простите, — извинился он, — сам назначил встречу, и сам же опаздываю. Я не спал всю ночь, и сожалел, что не поверил вам раньше. Это путешествие перевернуло всю мою жизнь. Боюсь, я утомил своими признаниями бедную Марию.
— Как? Вы видели её? Что? Где она была?
— Сказала, что была за валуном, когда мы все куда-то пропали. А потом заснула и видела во сне нас, и нашу встречу со старцем.
— Вот это номер, — произнёс Антон.
— Да, — крякнул писатель.
— А что, осознавать себя левитом, тоже не хило, не так ли, князь? — Игриво спросил Антон, и учитель развёл руками:
— Не привычно, как-то. Но начинать когда-то надо.
— Привыкнете. А я, пока вы общались с Марией, попытался кое-что разъяснить для себя, — сказал Антон — подвигая ноутбук. — Поможете?
— Попробую.
— Кажется, всё это можно назвать обвинением Павла в убийстве брата Иисуса. — Сказал Антон, ставя перед учителем ноутбук.
— Я рад, что ты нашёл это тоже. — Устало произнёс писатель. — Но хочу тебе напомнить, мой друг, что ессеи вынесли Павлу весьма определенный приговор.
— Да, учитель, я помню: разоблачать «лжеца», но разборок не устраивать. Иисус, дескать, сам с ним разберётся. А вообще, я должен признаться, что вы вовремя об этом напомнили.
— Что, велико искушение? — хохотнул писатель, и глаза его заблестели, точно их промыло слезой. — А если нельзя устраивать разборок, то, хотя бы постараться понять: что такое вытворил Павел, что потребуется вмешательство самого Иисуса, для исправления его дел? А? Мой друг? Опустите наставления левитам, и устав для судей общества. Что там дальше?
— Об очищении водой, о субботе, как соблюдать её по закону. И устав поселения городов Израиля, и правила, как следует отделять чистоту от нечисти, и учение о святом и мирском.
— О правосудии…
— Есть. «О правосудии». — Сказал Антон, находя нужную страницу текста в ноутбуке.
— Правосудие всякому, кто отвергает Первых и Последних Аронидов.
— Это было сказано Павлу лично:
— Тем, кто принимали скверну в своё сердце и поступали в строптивости сердца своего. Нет им удела в доме Учения!
— Дом Учения — Эзотерическая школа Кумрана «Дамаск», центр полготовки Делателей Закона — ессеев.
— Каков суд их товарищам, — читал Антон, — тем, которые отвратились вместе с людьми насмешки, так и они будут судимы, ибо говорили непутное о праведных законах и презрели Завет и договор, которые установили в земле Дамаска, — читал Антон.
— А это — Новый Завет! И не будет им и их родам удела в доме Учения! И со дня кончины
