В общем ты мне остро необходим. Далее. Срочно вычищай всяких лукьяновых, и я помогу набрать покорных, расторопных ребят. А то что такое? Все тобой помыкают, любая сволочь.
Нехорошо, согласен?
– Ой, умрешь… - вздохнул Прошин.
– Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении.
– Только к чему все это? - машинально спросил Прошин.
– Что?
– Да так… Все это в итоге бесцельно.
Поляков откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.
– Мне ясно.- Выбритые складки его щек брезгливо дернулись.- Ты просто лентяй с покушением на философию Гамлета. Быть или не быть? Так, что ли? Запомни, друг дорогой, с подобными душевными муками дело кончается дурдомом. Вы это бросьте, ваше величество… Ты живи, понял? Езди по свету, не считая денег, целуй красивых баб и читай интересные книги. Кстати, в какой-то их них сказано: не принимай жизнь всерьез, иначе крышка, задавит она тебя, жизнь-то… Не помнишь, кто это сказал?
– Н-нет.
– Значит, это сказал я.
Проснулся Прошин с теми же мыслями, с которыми и лег спать. А думалось просто и безответно: что будет?
Заседание партбюро назначили на три часа в кабинете заместителя директора, и ровно без одной минуты три Прошин вошел туда, мгновенно отметив: все тот же состав бюро. Мясищеев — генерал-майор в отвтавке, - секретарь парткома — сталь в глазах и никакого юмора — и заместитель директора Далин — усталый, болезненный человек, из-за постоянных недомоганий собиравшийся на пенсию.
– Вернемся… к прерванному разговору, - буркнул секретарь.
Мясичев грустно закивал головой. Далин отвел взгляд в сторону.
– Значит так, начал Прошин, невольно подражая интонациям Полякова и обретая тем самым некую уверенность. - Насколька мне известно, в настоящий момент я фигурирую как мошенник, должный дать ответ за содеянное. Должен разочаровать: дело обстоит не столь захватывающе, как оно кажется. Я всего лишь жертва проблемы внутренней экономической неразберихи отдельной организации, а точнее нашего НИИ. Раскрою суть. Ни для кого не секрет, что при отсутствии в бухгалтерии наличных средсть платить за государственные интересы приходится, применяя практику липовых премий. Чтобы приобрести то, что не купить и за наличные, существует практика обмена с теми организациями, которые имеют нужное нам, на не имеют нужное им, что есть у нас. Мы списываем и дарим им, они списывают и дарят нам…
– Так, - перебил его секретарь.- И что же подарили нам?
– Да? - спросил Далин. - Что… подарили?
– Микросхемы, - сказал Прошин. - Согласно договору… - Он вытащил из папки лист бумаги.
Лист пошел по рукам.
– М-мм… - промычал Далин. - Подпись директора…
– А с их стороны — Поляков, - сказал Прошин. - Это их акты…
Он выложил остальные бумаги. На актах стояли печать.
«Свежие…», - подумал Прошин с досадой.
– Но не все сходится, - сказал Мясищев. - Здесь или неполная опись…
– Да, - признал Прошин скорбно. - Возможно. Но порой подобной практикой приходится пользоваться без отоборажения ее в докуметах… И, если что-то не сходится, речь наверняка идет о мелочах…
– Магнитофоны, комплект измерительной аппаратуры — мелочь, конечно…- прокомментировал секретать.
– Ну хорошо, можно вычесть из моей зарплаты, - сказал Прошин зло.
– А не надо советов, - вступил Далин. - Мы сами сообразим, что из чего вычитать. Более мы вас не задерживаем. Но через час я попрошу зайти.
На лестничной площадке у автомата Прошин выпил стакан газировки. Его било нервной дрожью. Поляков, конечно, помог, покрыв почти всю растрату, но итог все-таки выходил неблестящим: наверняка «строгач», вычеты, но главное — это подмоченная репутация, а хорошую за деньги не купишь, она много дороже денег…
Через час он вновь заглянул к Далину. Тот, не глядя в его сторону, сказал:
– С решением бюро вас ознакомят. Это выговор… С занесением, естественно… Вопросы с бухгалтерией также должны быть решены, как понимаете…
Прошин с готовностью закивал.
– Но это не все, - продолжал тот. - Ваша халатность, ваша беспринципность, а особенно стремление к частному предпринимательству — не на частном, заметьте, производстве! - они повсюду! Почему нет финансового договора с врачами! Где он?
– Работа с врачами, - сказал Прошин веско, - носила факультативный характер. Идея ее слишком полимична, чтобы брать деньки на цель, вероятно, неоправданную… А конкретных доказательств нет!
– Ну, это вообще безобразие… - сказал Далин кротко и снял очки. - Это… я не нахожу слов. Вы… сколько времени ведете работу, сколько средств…
– Официально мы занимаемся темой «Лангуст», - сказал Прошин. - Так что…
Это был его главный козырь.
– Тогда все остальное из плана работ убрать! - тихо сказал Далин. - Слышите? Убрать! Факультативно вы разбазарили кучу средств… факультативно!
– Но Бегунов… он…
– Бегунов в больнице. Конечно, вы можете апеллировать к нему, ваше право…- последовал неприязненный ответ.
Из кабинета Далина растоптанный, вспотевший, кипящий злобой и одновременно удрученный Прошин отправился в лабораторию. Утешало то, что денег у медиков уже нет, распоряжение Далина есть, и теперь работу над анализатором, связавшую руки, можно смело приостановить. Вернувшись, Бегунов уже ничего не повернет вспять. А Лукьянов и подавно. Упущенное ими время сработает на него. Предстоят, правда, нелегкие объяснения… Однако не привыкать!
Он стремитильно вошел в лабораторию и, резко остановившись, оглядел всех взором, как ему представлялось, испепеляющим.
– А-га! Чудесно! - сказал он, будто что-то пережевывая. - Вся оппозиция в сборе. Так, как я и мечтал. Объяснять вам ничего не буду, - продолжал он при всеобщем внимании. Скажу только, что впредь никаких несогласий с моими приказаниями я не потерплю. Это раз. «Отпустите к врачу» или «на похороны троюродного дедушки двоюродной тети» - с сегодняшнего дня подобные прошения не принимаются. Перерыв на обед - ровно полчаса. Чаепитий хватит - дома устраивайте чаепития. Ясно? За нарушение - выговор. И так далее. Закона, если вы уж такие законники, я этаким террором не нарушу. Наоборот. Затем. За невыполнение задания в срок - объяснительная записка. За опоздание на работу- тоже. Будильник не проснулся или у трамвая колео спустило — мне все равно. Хорошие, человеческие отношения кончились. - Он посмотрел на часы. - Кончились сегодня, перед концом рабочего дня. Кого не устраивает предложенный стиль работы- милости прошу, заявление…
– Есть власть, основанная на авторитете, а есть авторитет, основанный на власти, - покачиваясь на стуле, молвил Чукавин. - Мы плохо сработаемся, Леша, смотри… Не советую проявлять ефрейторские манеры, здесь не взвод новобрвнцев.
– Да, тут генеральская рота, каждый сам себе командир, - согласился Прошин, присаживаясь на край стола. - Но я ввожу новый устав, господа генералы. И извольте чтить его с послушанием и кротостью новобранцев.
Все молчали. Чукавин сжимал кулаки. Лукьянов, улыбаясь, смотрел в окно. Авдеев, морща лоб, силился оценить ситуацию.
«А Коля… знал? - спросил себя Прошин. - Неужели и Коля? Нет, он бы… А Серега?»
Глинский, опустив глаза долу, прибирал на стенде. Лицо его выражало лишь одно: сосредоточенную умиротворенность.