колено его пронзила боль, ковер ушел из-под ног, и только в последний миг, уже в падении, он переменил захват и, перекинув ворот противника вокруг шеи, провел «удушение». Они повалились на ковер вместе. Прошин, сжав зубы так, что шумело в ушах, мертво держал воротник, сдавливая Глинскому плечом сонную артерию.
– Пу..сс..ти, - прохрипел тот, кося страдальчески застывшими глазами.
Прошин словно вынырнул в действительность. С трудом разжал белые, онемевшие пальцы.
Какое-то затмение… Открылось: несколько секунд — и он бы задушил… Растирая горло, опоясанное багровым рубцом, Глинский тяжело привстал. Ноги его не слушались.
– Извини, - бормотал Прошин. - Я не хотел… я…
Сергей, оторопело крутя головой, отправился в раздевалку.
– А бассейн? - крикнул Прошин. - Слышишь? А баня?
Тот остановился. Сказал почти неслышным, сорванным голосом: – Я… пойду. Прощай. Я… поеду с Наташей?
– Не знаю, - отвернулся Прошин.
Выждав время, он поплелся в сауну. Настроение было мерзким, ушибленное колено ныло, и, машинально вытирая пот с лица, он долго сидел в каленом пару на горячей скамье, определяя себя: «Отталкивающий, ущербный тип, злобный, паршивый ублюдок… А в чем ущербный? И чем отталкивающий?»
«Не бери в голову, - увещевал Второй. - Или вот что. Запутайся в конец. Чтоб надоело. И плюнь. Ага? Помочь? Может ты не Серегу сегодня душил — себя?..»
На телетрубку Прошин ухнул тысячу рублей. Денег было жаль, но иного способа убеждения Полякова в своей первпективности не нашлось. Делал Прошин этот подарок так, будто изнывал от избытка подобного барахла, а сам настороженно отслеживал: клюнуло, нет?
Клюнуло: глаза Полякова восхищенно расширились…
Встретились они у Леонида Мартыновича дома. По случаю июльской жары тот поднял портьеры, и комнату заполонило солнце; тополиный пух летел с улицы, путался в волосах.
– А я только что от мамы… - делился Поляков. - Знаешь, приехал в старый дом, где вырос, и ощутил: родина — здесь; она — этот дом, эта квартира… Смотрю с балкончика: ребятишки мяч гоняют, там, где я когда-то… Запахи детства, щемящая грусть по ушедшему; я чувствовал себя добрым, мудрым…
– Тебя Пегас лягнул копытом, старик.
– Ну, конечно, - покорно огорчился Поляков. - Тебе все бы опошлить. Жалкий циник. - Его внимание привлек перстень Прошина, блестевший бриллиантом. - Хе, - он протянул руку, - что за кольцо царя Соломона? Бижутерейка?
– Чего? - оскорбился Прошин, стягивая перстень. - На, глянь!
– Резьба по золоту, - констатировал Поляков. - А пробы нет…
– Эта штучка, - не то, чтобы хвастливо, но веско сказал Прошин, - украшала перст Бориса Федоровича Годунова. Конечно вы в большом неверии, сэр…
– Естественно. Но все равно я горов купить…
– Ты расторопный малый.
– Н-да, - цокнул Поляков, возвращая перстень. - Какафония ассациаций. Смотрю и думаю: какая мы чушь! Сколько поколений сменилось, от костей тех, кто видел это колечко, и прах не остался, а колечку хоть бы хны! И ведь пройдет время, кто-то скажет: эта штучка украшала перст Лешки Прошина, а от Лешки — труха…
– Мы как пылинки в лучике света, - в тон ему подтвердил Алексей. Врываемся в него из тьмы, покрутимся в нем и снова во тьму.
– Пегас долбанул и тебя, - заметил Поляков. - Кстати, как насчет стихосложения: ты не пробовал?
– Я прозаик, - ответил Прошин, вытаскивая из портфеля рукопись докторской. - Вот, можешь прочесть…
– Записки сумасшедшего? - Поляков, усмехаясь, достал очки. Увидев заголовок, поскучнел. Начал читать. Через час, недоуменно пялясь на Прошина поверх очков, сказал:
– Этот манускрипт годится только для того, чтобы оклеить им дачный сортир. У тебя есть дача? Кое-что симпатично, да. Но в целом — бижутерийка, рассчитанная на вкус папуаса. Ты что, Леша?
– Я приехал на консультацию к чужому дяде или… к дяде родномн?
– Ну, понятно, - сказал Поляков. Тебе нужно придать этому хламу глубокий прикладной смысл. Или его видимость… Что же… За диссертацию, студент, ставлю вам «два». Изделие топорное. Придется переписать. Благо с радиофизикой тут все изящно, и остается это изящество выпятить на фоне дебрей микроэлектроники. Прикидываем силы. Один оппонент, курирующий главный пункт — прикладную целесообразность, - у тебя есть. - Он раскланялся. - Узнаете, да? Второй тоже имеется. Такой… уставший от жизни. Все до фонаря. Третий…
– Третий — Таланов, - перебил Прошин. - Мимо него не проедешь. А он-то как раз и может испоганить всю малину. Мужик он у-у! Как говорится, глаза к темноте привыкшие, все различают. К тому же микроэлектроника- его конек-горбунок.
– Все? - с невыразимым презрением спросил Поляков.- Все. Слушай сюда. Не тот уровень по сравнению со мной. У него микроэлектроника — хобби, а я профессионал. И вообще — проф. И дело будет происходить так. Я объявляю: диссертация имеет прикладное значение в области микросхем. Затем ты объясняешь, каким именно образом так получилось.
Объяснения я напишу. Такое заверну — сам не опровергну. Но сначала буду тебя щипать. Всю защиту вставлять палки в колеса. Понимаешь, ты должен отстреляться с блеском! Я жуткий вопрос, ты — остроумный ответ. Короче, готовим пьесу для двух актеров.
Поляков оживленно заходил по комнате. Глаза его были азартно- вдохновенны.
«Большой жизнерадостный удав, - с улыбкой подумал Прошин. - Это счастье, наверное, быть таким: веселым, не замечающим печальной своей сути…»
– Станешь доктором, Леха, мы с тобой… такого… - воспарял тот к облакам. - Мы… Да! - спохватился он, вытащив из кармана листк бумаги.- Вот. Это ты мне кровь из носу должен достать.
– Тогда и читать не буду, если кровь. - Прошин, не глядя, сунул бумажку в карман. Только я уезжаю. Так что после возвращения.
– Ничего, мне не к спеху… Когда уезжаешь? Куда?
– Завтра. В Крым. На испытания одного приборчика.
– Ну, делопут… - покачал головой Поляков. - Поездки на Таймыр, от тебя, конечно, не дождешься… Постой? Значит, отдуваться со всеми приготовлениями предоставляется мне?
Ах, кобра! - Поляков полез в секретер, автоматически раскрывший резные дверцы: достал оттуда пакетик. - Подарок за подарок, - сказал он.
В синей прозрачной подушечке, заполненной водой, виднелись электронные часы.
– Микроэлектроника в действии, - пояснил Леонид Мартынович. - На. Самые размоднющие. Календарь, будильник, термометр, компас. Сломаются, неси — чинить будем.
По знакомству возьму недорого.
– Спасибо, старина, - растроганно поблагодарил Прошин. - Спасибо… Просто нет слов…
И он долго еще рассыпал любезности, а сбегая по лестнице вниз, подумал: «Леня-то, похоже, не из корысти их мне преподнес. Он не высчитывал. Как другу. А что делец он, так ничего это не доказывает; деловые знакомства — одно, друзья — другое… Ситуация как у меня с Сержем… Эх, Леня, прости». Он открыл заслонку мусоропровода, бросил в гнилой холод черной дыры бумагу-заказ и упаковку от часов и, примеряя их, новенькие, пестренькие, спустился к машине, довольный.
Прогноз погоды, касающийся крымского побережья, Прошина не разочаровал: синоптики заверяли, что она будет стабильно великолепна. Это сообщение подвело итог сборам, и теперь в приятном безделье оставалось провести прощальный вечер… Прощальный вечер - это когда чему-то суждено начаться и что-то кончается. Грустный маленький праздник. И одиночество его минут — откровение, отдых от тревожного мира людей. На столе — ужин.
