То ли эмоций оказалось много, то ли медитации на привалах начали, наконец, приносить свои плоды, но задуманное удалось. Иное зрение включилось – резко, глубоко, остро. Настолько глубоко, что под лавиной непривычных ощущений Клин невольно покачнулся.
…Заклятия Стилета вокруг тела Эйрас – как медленно шевелящийся кокон, роняющий с кончиков сотен нитей что-то вязкое, чёрное, промороженное. Эта вязкая чернота густо пятнает обочины и в меньшей степени само полотно дороги. Позади, где чернота соприкасается с неярким мерцанием живой травы, мерцание это гаснет. Но и энергия тьмы не остаётся неизменной. Она светлеет до странного, как бы пепельного оттенка, и чувствуется: нейтрализованная чернота уже не несёт настоящей опасности. Правда, вокруг остановившейся повозки продолжающая сочиться энергия убила траву, наверное, уже на несколько сезонов вперёд. Земля не принимает эту черноту (так камень отказывается пить воду), и та растекается всё дальше…
Стилет в ином зрении выглядит противоестественным сгустком жизни и смерти. Тьма, угнездившаяся в нём, не переходит установленных волей мага границ, ибо некромант управляет ею, но никак не наоборот. А вот с эйлони всё оказалось куда интереснее. Они уже не кажутся близнецами. Клину отчаянно не хватало опыта для понимания того, что именно он видит, но он безошибочно угадывал в эйлони внутреннюю силу, видел отличия в этой силе – и, прежде чем иное зрение угасло, как раз успел увидеть, что сила Сехем-ру полыхнула беззвучным костром…
'Позвал и получил?'
– Очень глубокий транс, – объявил тот дозорный, который заглядывал в повозку. – Не думали ранее Мы, что люди способны на это.
Клину снова пришлось прилагать усилия в попытке не выдать удивления (вероятнее всего, бессмысленной: если эйлони вообще обращали внимания на его эмоции, то определяли их уж точно не по выражению лица). Когда 'достойная часть Линии Сехем-ру' заговорил вновь, голос его больше не был тих, не пришепётывал и даже имел почти человеческую интонацию. Но в то же самое время этот голос окончательно перестал напоминать человеческий, потому что помянутые Мы были, не иначе, всей верхушкой Линии, десятками голосов, слитых в один Голос. Хотя Клин сам не смог бы сказать, почему он так в этом уверен, но сомнений в множественности говорящих одними устами у него не возникло.
– Сила идёт из-за пределов мира, – продолжал Голос. – Очень странно. Очень. Вы знаете, кого везёте через земли Антарда?
– Раньше думали, что знаем, – буркнул Стилет. И добавил: – Это Эйрас сур Тральгим, некромант, называемая также Иглой. Линии Сехем-ру известны эти имена?
– Мы слышали их, – туманно (нарочито туманно?) объявил эйлони. – Но в том, что мы слышали, нет объяснений происходящему.
– Вы поможете ей?
Тот эйлони, который говорил Голосом, отвернулся от повозки и одарил Клина взглядом более пронзительным, чем копейный выпад.
– Ради растущих вдоль дороги и путешествующих по ней мы постараемся понять, ученик некроманта. Но для этого существа, для Эйрас сур Тральгим, наша помощь уже ничего не изменит. Можешь считать её мёртвой, – эйлони помолчал, неподвижно бесстрастный, а потом приказал: – Следуйте за дозорными.
Они последовали. И следовали ещё почти сутки, на протяжении которых не изменилось ничего. Разве что из-за вмешательства Сехем-ру перестала жухнуть трава по обочинам дороги. Утро третьего дня повозка встретила возле реки, а тело Эйрас – на речной отмели. Бегучая вода успешно уносила тьму прочь, но изменений к лучшему Клин не дождался.
Отчасти успокаивало только одно: если бы Игла действительно умерла окончательно и безвозвратно, прервался бы и поток льющейся тёмной силы.
Или нет?
17
Зверем быть ещё легко. Богом – уже легко.
Труднее всего карабкаться от зверства к божественности в шкуре смертного.
– Клин!
Утро четвёртых суток. Вольный охотник заснул всего два или два с половиной часа назад. Но тихий голос Стилета всё равно выдернул его из забытья. В секунду.
Тяжесть в затылке. Буравчики в висках… и особенно колючий – в правом…
– Что?
– Не знаю, что и думать, – сказал некромант ещё тише. – Но источник пересох.
– Что? – повторил Клин.
– Смерть порвала приговор и подписала помилование. Тьма больше не сочится из тела Иглы. Рискну предположить, что она скоро выйдет из транса.
– О! А эйлони знают?
– Да. И ещё одна новость. У нас пополнение. Видишь?
Клин моргнул.
– Вижу. Их уже четверо. Ночью подошли?
– Да. Ещё один из Линии Сехем-ру и достойная часть Линии Эссаш.
– Послушай, Стилет, ты можешь объяснить мне всю эту муть насчёт Линий?
– Объяснить – нет. Эйлони отмалчиваются на этот счёт, и всем остальным остаётся лишь строить догадки. Но самая приемлемая из теорий гласит, что все эйлони – своего рода одержимые.
– Это как?
– Не перебивай, – нахмурился некромант. – Всё это и так достаточно сложно. Говоря грубо, каждый эйлони пребывает в раздвоении. Часть находится в его собственном теле, а часть… ещё где-то. Но там, где бы это 'где-то' ни располагалось, части могут соединяться друг с другом, а также возвращаться в те части, которые не покидают тел. И вернуться может больше частей. Как это выдерживают тела, остаётся загадкой. Ну да эйлони есть эйлони. Глупо требовать от них, чтобы они были похожи на людей. Но вот тебе ещё кусочек мозаики. Из шести ныне живущих грандмастеров магии трое являются эйлони. Имя первого – Олшис, второго – Сехем-ру, третьего – Эссаш.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да, ученик. Да. На этой отмели собрались части всех Высших магов эйлони. То есть глаза и уши половины Высших нашего мира. Интересно, не правда ли?
Клин поёжился.
– А три других грандмастера? – спросил он, скорее стремясь отвлечься, чем на самом деле интересуясь ответом. То, с какими подробностями принялся отвечать Стилет, показывало, что не только Клин хотел бы избавиться от излишне назойливых мыслей.
– Ну, прежде всего – экари Альминар, Высший друид, пышно титулуемый Сердцем Лесов. Кстати, сами экари словом 'друид' не пользуются, предпочитают собственный термин 'типтах'. Зелёная магия, если перевести дословно. Альминар самый старый, если не считать грандов эйлони, насчёт возраста которых, кроме самих эйлони, никто ничего определённого не знает; ему перевалило за половину тысячелетия.
– Ого.
– Да, немало пожил. И, весьма вероятно, переживёт нас с тобой. Есть мнение, что он поступил так же, как Орфус. Только Чёрный стал един со смертью, а Альминар – с лесами. Тоже своего рода бессмертие. Следующий после Альминара – саххарт Тиркотта Нархир Канки и как-то там дальше. Его полное
