– Но… пять предметов сразу!
– А ещё она размахивает мечом и отражает атаки ученика. Да. Это Игла.
Некоторое время спустя:
– Невероятно. Даже у мечников Школы Нарш не видел такой скорости…
– Разве это скорость? – Стилет откровенно развлекается. – Вот разминка кончится, тогда ты увидишь, что такое скорость.
– Разминка?!
– Просто смотри и наслаждайся зрелищем.
Клин всё пытается перехватить инициативу. Вот он использует против меня мой собственный тактический приём: отбивает летящий нож так резко и сильно, что тот едва не вонзается мне в грудь. Мой бастард находится в совершенно неподходящей позиции и движется не в ту сторону; уклониться я тоже не успеваю. Но у меня есть в запасе свои трюки. Покинув рукоять, моя левая ладонь на долю мгновения преображается; кистью, словно состоящей из нагих каменно-твёрдых костей на каркасе пружинной стали, я ловлю нож и одним движением пальцев отправляю его обратно. Кажется, я при этом слегка перестаралась. Нож скользящим движением рассекает рукав куртки Клина и, прежде чем он успевает как-то отреагировать, вонзается ученику в бок.
Боль!
Кровь!
Ещё дней пять назад после такого ранения схватка прервалась бы. Но с тех пор прошло целых пять дней. Клин выигрывает время, отбивая пару ножей в землю. Подбрасывает меч для правой руки в воздух – или, что вернее, просто оставляет его немного повисеть, пока рука будет выполнять задачу посерьёзнее. Меч начинает падать, но медленно; да, мы уже добрались до скоростей, при которых падение происходит… не быстро. И Клин, прежде чем вновь подхватить меч, вполне успевает выдернуть из своего тела нож, да вдобавок сопроводить его заклятьем подчинения. Простым, но сильным. Теперь в зоне моего мысленного контроля находится только четыре ножа. Пятый повинуется Клину и атакует меня.
Что ж, это не так плохо, как кажется. Ведь теперь я могу полнее сосредоточиться на собственных движениях.
Но как же рана? А никак. Кровотечение мой ученик уже блокировал, боль превращается в силу, питающую атаки окровавленного ножа, так что рана ему почти не мешает. Он может получить два десятка таких ран и глазом не моргнуть.
Я, впрочем, тоже могу. Но до сих пор случая доказать это не представилось: наши тренировки, как и сказал Стилет, всегда заканчивались всухую.
Для меня.
…спустя примерно полминуты Клин получил вторую ножевую рану и почти сразу, замешкавшись, третью, четвёртую и пятую. Как ни учи, как ни измывайся над телом и душой, а болевой шок (пусть даже совсем краткий) некромантам известен тоже.
Преобразование боли в магию мгновенно не совершается. Это – идеал, к которому я стремлюсь и старательно тащу Клина.
– Он ранен! – Пивной Ус, потрясённо.
– Да. – Стилет, флегматично. – Но ранение – ещё не повод для выхода из боя.
Четыре ножа подряд – это серьёзно. Боли и силы слишком много сразу, поэтому Клин почти на секунду выпадает из реальности. Его ведёт вбок, как пьяного. Кажется, что он вот-вот упадёт, чтобы больше не встать. Чушь! Иллюзия, причём иллюзия опасная. Секунда проходит, самоконтроль берёт своё, и всё меняется. В распрямившейся фигуре ученика вспыхивает тёмным пламенем яростная мощь. Его клинки – тот, что в правой руке, и тот, что в левой, – с лязгом соприкасаются, а потом выпрямляются, указывая на меня. Помеченные красным, ножи сами собой вырываются из его тела и устремляются ко мне.
Начало тренировки повторяется, как в странном зеркале. Только теперь моя очередь отражать атаки пяти заклятых ножей… и двух мечей в руках ученика. Одним клинком, двумя руками.
– Невероятно… – шепчет Пивной Ус. – Невозможно!
– Да, – соглашается Стилет. А затем добавляет, многозначительно так:
– Для человека это невозможно.
И ему не возразишь. Я сейчас действительно не совсем человек. Я вижу всё, что происходит, даже если это происходит у меня за спиной. Я ощущаю бездушную ярость заклятий, управляющих ножами, не хуже напряжения собственных мышц и тонкого звона подвластных энергий, напряжённых ничуть не меньше. Я не использую форму 'минута за мгновение': столь сложные, при внешней простоте эффектов, заклятия мне сейчас недоступны. Но времени всё равно хватает на всё: и для того, чтобы чувствовать, и для того, чтобы осмыслять, и для того, чтобы действовать. Моя сила, переплетённая с моими ощущениями, разворачивает незримые крылья…
И нечто, затаившееся в темноте, совершенно некстати откликается на дуновение тьмы.
Клин не сразу понял, что тренировка уступила место чему-то иному. Впрочем, увидев, как Игла развернулась к нему спиной и бросилась к близкой чаще леса, он сообразил: что-то тут неладно. Соображение оказалось недостаточно быстрым, чтобы вовремя остановить атакующие ножи, и один из них догнал Эйрас, вонзившись в спину… впрочем, было не похоже, что эта мелочь всерьёз её озаботила. В отличие от чего-то, стремительно сближающегося с кругом света от костра.
Хлёсткий замах бастарда. С лезвия меча срывается полоса чего-то слишком простого, чтобы это стоило назвать заклинанием. Но и сырой силой этот удар не назовёшь. В ответ – ни звука… лишь резкое сгущение немой угрозы, скрип и треск.
– Стилет!
Теперь и до других доходит, что их вообще-то атакуют. Чтобы сориентироваться, некромант привстаёт и бросает кольцо 'прозрачной тени'. Заклятие не прибавляет света, но окружающее становится видно не хуже, чем ясным днём… а в чём-то и лучше: тени, особенно глубокие на дневном свету, сейчас прямо-таки корчатся от стремления выдать свои тайны.
– Что это?!
Не снисходя до ответов, Эйрас снова хлещет воздух своим мечом. Его остриё расцветает пучком чёрных игл, одна из которых, неимоверно и мгновенно удлинившись, впивается в ожившее переплетение кустов, непринуждённо гнущихся брёвен, травы и земли. Этакий живой холм: ноги-корни, руки-кроны, никакой головы и добрых два человеческих роста до макушки. Заклятье, посланное Эйрас, не производит на создание видимого эффекта, но в следующее мгновение ей приходится уворачиваться от настоящего залпа, состоящего из длинных острых щепок. Любая из них выглядит опаснее, чем метательные ножи Клина… но ни один из этих снарядов не касается своей цели и краем. Меч-бастард, окончательно превратившийся в расплывчатую тень, рубит стволы кустов, растущих из живого холма, смазанным движением отсекает одну 'руку', вторым – другую, и всё это быстрее, чем можно моргнуть трижды.
В ответ – мёртвый подземельный рёв, подобный грохоту землетрясения, но сфокусированный. Лишённая возможности творить полноценные защитные заклятья, Эйрас отшатывается, мелко дрожа. То, что она не теряет сознание, оказавшись под ТАКИМ ударом, кажется истинным чудом… но чудом на самой грани: её меч всё равно падает из ослабевших пальцев.
И тут тени, во множестве восставшие из земли и на долю секунды получившие прочность стали, поворотом тысяч острейших лезвий превращают живой холм в большую кучу мусора.
Эйрас медленно поднимает меч, испачканный древесным соком. Сильно побледневший (бросить такое мощное заклятье без подготовки!), Стилет борется с обморочной слабостью. Хмурый Клин просто стоит, кляня себя за рассеянность: ничем не помочь учителю – позор!
– Что это было? – повторил Пивной Ус.
Менталист бледен так же, как Стилет, но совсем по иным причинам.
– Похоже, – медленно ответила Эйрас, – это была боевая магия друидов. Если использовать термин экари, типтах. Какой-то голем…
– Не голем, – поправил Стилет. Говорил он тихо, с паузами, переводя дыхание, что сообщало сказанному необычную вескость. – Друиды не любят механических кукол. Это был один из лесных духов. Могущественный. Яростный. И моё заклятье его не уничтожило. Ослабило – да. Лишило принятого для боя
