Сильный спазм прокатился по горлу рассказчицы, и, с трудом совладав со своими эмоциями, сдавленным голосом она продолжила:
— Единственное, о чем я попросила ее — это о возможности проводить ее до озера, где они договорились встретиться с этим учителем. Сонечка разрешила. Выбрались мы из окошка в непроглядную тьму. Сестренка шла впереди. На ней тогда были белый длинный сарафанчик. Она, как фонарик светилась, и от этого света мне было не так страшно.
До озера мы дошли быстро. И там мне стало еще страшнее. Вода отливала металлом. Казалось, плюхнись туда, и разобьешься о ее поверхность до смерти. Тогда еще полнолуние было. И луна смотрела из озера прямо на нас.
Тут на меня столбняк и напал. Вроде все чувствую, все вижу, а пошевелиться, сказать чего — не могу. Язык словно к небу присох, а руки-ноги свинцом налились. Соня зовет меня, руки ко мне свои белые тянет, обнять на прощание хочет, а я словно в камень превратилась. Только мурашки по спине бегают, туда-сюда, туда-сюда.
Смотрю, и с ней начинает что-то странное происходить. Сначала она на землю упала, и корчиться начала в страшных судорогах. Извивается вся, кричит, одежду на себе рвет. Потом вдруг, будто отпустило ее. На колени Соня встала и смотрит куда-то за меня. И глаза ее все шире и шире от страха становятся, будто лешего она там увидела.
— Что вы со мной делаете? — хриплым, не своим голосом спросила она.
В ответ ей раздался страшный хохот, скрип, скрежет, словно деревья выдрали свои корни из земли и всей своей мощью пошли на нее.
Она закричала, вскочила на ноги и понеслась прямиком в воду. Зайдя по колено, вдруг замерла, медленно обернулась, кому-то кивнула и спокойненько так пошла дальше. Пока вода не закрылась над ней. И больше ни крика, ни звука. Полная мертвая тишина.
Только тогда ноги мои подкосились, и я рухнула на землю. Встать не могла еще долго. Было такое чувство, что мое тело просто забыло, как ему двигаться. Почти до утра пролежала я на берегу в одной позе, глядя в звездное небо. Мне не было страшно. Все, что должно было произойти, уже случилось.
Родителям я сказала, что ночью мы с Соней пошли купаться, и она утонула. Если бы я рассказала им правду, то мне бы никто не поверил. За сумасшедшую бы сочли. А это клеймо на всю жизнь. Потом бы до старости меня Зинкой сумасшедшей звали. Сонечку все равно было уже не вернуть.
Ее тело так и не нашли. Даже водолазов из города вызывали. Все без толку.
А учитель этот, узнав, что девочки нашей в живых больше нет, тоже на тот свет отправился. Повесился он. Видимо, и вправду Сонечку сильно любил.
Продавщица замолчала. В изнеможении она опустилась на чуть покосившийся стул. Поникшая, опустошенная, она смотрела на них безразличным взглядом. Буквально на глазах из жизнерадостной общительной хохотушки она превратилась в уставшую от повседневных забот, серых будней и бесконечных неурядиц бесцветную женщину средних лет.
— И при чем здесь колдунья? — осторожно поинтересовался Николай.
— Когда учитель этот помер, я жену его встретила, — потухшим голосом ответила продавщица. — Она прямо посреди улицы передо мной на колени упала и начала молить о прощении. Я сначала не поняла, за что она извиняется. Ведь до этого дня мы боялись ей в глаза посмотреть. Но, немного успокоившись, она мне сказала, что ходила к колдунье. Огромные деньги обещала, если та ее от соперницы избавит. Вот она и избавила.
Тогда я поняла, кого Сонечка той ночью за моей спиной увидела. А я еще дивилась, почему же Сонин любимый так и не пришел. Оказывается, его жена знала об их договоренности и подсыпала ему в ужин снотворное. Они с колдуньей все учли, все до мелочей. И сгубили нашу девочку.
— Вы обратились в милицию? — поинтересовался Николай.
— Зачем? — нахмурилась женщина. — Сонечку все равно не вернешь. Да и жена его свое сполна получила: мужа похоронила, да еще грех на себя такой повесила. Я ей тогда так и сказала, Бог мол простит, а я не стану, не смогу. Теперь ей этот крест до самой старости на себе тащить.
Так что не ходите к ней, не нужно. Девушка у вас больно красивая. Она таких на дух не переносит. Обязательно какую-нибудь порчу нашлет. Вижу, у нее и животик уже проступает. Еще малышу вред какой нанесет. Живите ребятишки, и радуйтесь тому, что Бог дает. Злая Клавдия, очень злая.
— Спасибо, конечно, за заботу, — раздраженно выговорил Николай. — Но нам действительно очень нужно к ней попасть.
— Ну и ищите ее тогда сами! — чуть ли не закричала женщина. — Я вас на верную погибель отправлять не стану!
— Не за смертью мы к ней идем, а за жизнью, — подала слабенький голосок, молчавшая до этого момента Рябинушка. — Очень уж умирать мне сейчас не хочется, я ведь только жить начала.
— Господи! — схватилась за сердце хозяйка прилавка. — Болезнь с тобой что-ли какая приключилась? Бедненькая ты моя. Да не поможет она тебе, не надейся! Ты лучше к бабе Тоне сходи. Она всем помогает. Может, и тебе чего присоветует.
— С моей бедой она не справится, — покачала головой Рябинушка.
— Да что мы ее уговариваем? — разозлился Николай. — В деревне полно жителей. Найдем кого- нибудь другого и спросим.
Он потянул Рябинушку за руку, но она и с места не сдвинулась. Девушка не отрывала от продавщицы прозрачных глаз. Медленно выйдя из-за прилавка, женщина сухо проговорила:
— Пойдемте, я вам дорогу с крылечка укажу.
Бодро топча деревенскую грязь обувью, с громким чавканьем выуживая подошвы из черной глины, они быстро прошли вдоль единственной деревенской улицы. Кроме чумазого пацаненка лет четырех, они так никого и не встретили. Деревня словно вымерла.
Дом колдуньи находился на поросшем бурьяном отшибе. Вокруг полузавалившейся избушки не было никакого намека на забор. Только высокая трава колосилась, да гигантские колючки цепляли путников со всех сторон. Ветхая дверь, покрытая мхом, была настежь открыта. Но, вспомнив о правилах приличия, Николай все же постучал в изъеденный временем косяк. Глухие удары провалились куда-то вглубь дома и затихли там.
— Ну, наконец-то, пришли! — раздался старушечий дребезжащий голосок. — А я уж думала не дождусь. Медленная какая молодежь нынче пошла! Для них каждая минута на вес золота, а они даже не чешутся.
Николай пошел на звук голоса, крепко держа Рябинушку за руку. В доме царил полумрак и стоял нестерпимый болотный запах. Стены, как и входная дверь, поросли густым мхом. Повсюду стояли банки, до краев наполненные чем-то склизким. Николай брезгливо сморщился и покрепче сжал тонкую девичью ладонь.
Боясь наступить на очередную склянку, либо на недовольно попискивающих мышей, которые, по всей видимости чувствовали себя здесь достаточно фривольно, Николай ступал очень осторожно. Сосредоточенно глядя себе под ноги, он чуть было не наткнулся на древнюю кресло-качалку, в котором сидело нечто косматое, до самого носа закутанное в длинную шаль.
— Извините! — испуганно отскочив назад и наступив ногой на что-то мягкое и живое, судорожно всхлипнул Николай. Под толстой подошвой что-то пару раз вздрогнуло и затихло.
— Муську раздавил, — заскрипело из кресла. — Ну ничего, она старая была. Ей и так недолго оставалось.
— Кошку?! — боясь оторвать ногу от пола, вскрикнул Николай.
— Мышку, — недовольно проворчала косматая груда. — Кошек я на дух не переношу. Так же как и они меня. А еще я не переношу криков. Видите себя тихо. В гостях все-таки.
— Извините, — вновь проговорил Николай, не найдя других слов. Отчего-то в этот момент он забыл, зачем сюда пришел. В голове громко свистело и мысли гонялись одна за другой с такой скоростью, что он не успевал схватить ни одну из них. Он тяжело вздохнул и отчаянным взглядом посмотрел на Рябинушку, замершую за его спиной.
— Мы пришли к вам за помощью, — словно музыка, зазвенел ее нежный голосок. Яростные свистуны в его голове сразу притихли, а мысли потекли прежним неспешным потоком.
