горизонта полумесяц и его яркий серебряный лучик проникает в маленькую спальню во дворце. Преломляется в гранях и проникает внутрь вращающегося посреди комнаты кристалла.
Тишина, властвующая вокруг, медленно наполняется лёгкой, радостной мелодией скрипки.
Ещё один луч, пропутешествовав, пропадает в кристалл. Ещё. И ещё…
Тихонько вздрагивают изящные, тонкие пальчики сребряноволосой девушки, раскинувшей, будто в полёте, руки.
Над кристаллом ярким ореолом вспыхивает ободок рун.
Мгновение, когда гулкая тишина борется с набирающей силу музыкой.
И громкая мелодия пробуждения победно взвивается в воздух, рассыпавшись мириадами осколков, хрустальным дождём падает на золотистый лес.
Девушка открывает пронзительные серые глаза, и в ту же минуту кристалл битым стеклом осыпается вниз.
Тучи закрывают небо и по неподвижной пока листве шелестят первые капли дождя…
Девушка падает на колени, опустив голову. По её правой руке, испещрённой безобразными шрамами, вьётся хоровод рун.
Отбросив длинные серебристые волосы, она медленно встаёт. Осматривается. И глубоко, с наслаждением вздыхает.
Из открытых окон спальни доносятся приятные звуки летнего дождя в лесу.
Ворча, пробуждается огромный саблезубый тигр. Девушка, медленно, неуверенно ступая, подходит к нему. Кладёт руку на лобастую голову зверя и красивым, наполненным чарами, голосом произносит:
— Просыпайся, Раджа, друг. Пора.
Выпрямившись, она смотрит на капли, сверкающие в волшебном свете зажигающихся вокруг дворца фонариков. И радостно улыбается.
— Брас… Наконец-то я увижу тебя наяву!
Просыпался я долго, а когда, наконец, открыл глаза и смог осмысленно осмотреться, пожалел, что сделал это. Эру, добрый и любящий братец, запихнул меня в храмовую тюрьму — место, где мы раньше держали отступников или безумцев. Впрочем, а разве я не то и не другое? Только отступник и безумец может отправиться навстречу смерти в лице демона.
А что мне оставалось?
Жрецы здесь, кажется, никогда не прибирались — пыль толстым слоем покрывала всё вокруг, крысы шмыгали по ногам, одна даже забралась на грудь и чёрными блестящими бусинами глаз уставилась на меня. Как раньше, приходя сюда чтобы судить, я не обращал внимания на всё это?
Свет поникал через узкое овальное отверстие в стене у самого потолка. Оттуда же морозный ветер приносил снежинки, и они сверкающим роем таяли на полу. Какое-то время я просто смотрел на эту красоту, а потом услышал тихий плач.
Напротив, свернувшись в комочек, сидела девочка-человек лет семи. Длинные светлые волосы растрепались, чёрное платье на три-четыре размера больше нужного укутывало ребёнка от шеи до босых ножек.
Я не знал её, она, конечно, никогда не видела живого демона. Но почему-то от её слёз в груди поселилось странное, режущее чувство тоски и жалости. Гремучая смесь.
Боясь ещё больше испугать ребёнка, я осторожно протянул руку и коснулся спутанных серых волос девочки.
— Тише, — а у самого голос дрожал. Во рту пересохло, жутко хотелось пить. — Успокойся.
Девочка замерла, как испуганная птичка. Потом тихо спросила:
— Кто ты?
Странно, но в её голосе я явственно слышал скрипку — как у Сиренити…
Глядя в её огромные серые глаза, где вместе со слезами плескался ужас, я впервые за последние дни улыбнулся.
— Брас.
На имя девочка никак не отреагировала, будто оно ей и не знакомо.
Из окошка подуло резким, промозглым ветром. Девочка задрожала, и я легонько обнял её, боясь раздавить, чувствуя как быстро-быстро, словно испуганная птичка, бьётся в её хрупкой груди сердечко.
Девочка, доверчиво прижалась ко мне. Из её глаз снова полились слёзы.
— Они убьют нас сегодня, убьют! — зарыдала скрипка
Я вздрогнул. Что это — необходимая жертва для брата? Девственницы для мощных заклинаний подходят лучше всего, а тут ещё и ребенок — несформировавшаяся, 'открытая' судьба.
— Не бойся. Ты проживёшь ещё долго, — уверенно сказал я, гладя мягкие, густые волосы девочки.
Почему-то мне казалось, что я не ошибаюсь — проживёт. И пусть это будет красивая судьба!
Девочка продолжала всхлипывать, пока не заснула, спрятав голову у меня на груди, ничуть не боясь страшного демона-судью… Так, обнимая её, я долго сидел, наблюдая, как лучик солнца перемещается из одного конца тюрьмы в другой.
За дверью раздались глухие шаги.
Девочка, вздрогнула, просыпаясь. И тут же зарыдала.
Я обнимал её до последнего: пока грубые руки жрецов не оттащили ребёнка. Меня люди касаться боялись, действовали магией — ослабевающие волю узы я чувствовал повсюду.
У девчонки началась истерика.
— А-а-а-а-а-а! — орала она, великолепно заглушая ругательства жрецов, пока нас вели по длинному Коридору. Удивительно, как до этого такой красивый голос мог стать настолько пронзительным. Казалось, от него дрожали даже стены и пол. — ВА-ВА-А-А-В-А-В-А! Не хочу! Не хочу умирать! ВА-ВА-А-А-А! Мне больно! А-а-а-а-а-а! Пустите!
Так продолжалось долго — пока жрецы тащили нас к выходу из Коридора-подземелья. Там девочка с грохотом врезалась в каменный косяк и на время затихла.
Люди вздохнули спокойно.
Молча, они провели нас по многочисленным Коридорам главного храма в Метти, наконец, остановились перед высокой, массивной дверью, которая тут же, слвоно по безмолвному приказу открылась. Меня втолкнули в комнату, девочку внесли следом.
Конечно же, здесь был Эру. Отполированные белые доспехи брата сверкали, венок из священных цветок редо выглядел точь-в-точь как корона. Я поискал глазами Сиренити — та стояла у окна, безучастно глядя, как зажигаются на чистом зимнем небе звёзды.
Снаружи, внизу бесновалась толпа паломников, заполнившая всю площадь перед храмом. А люди всё прибывали, и прибывали.
И они жаждали зрелищ.
Сеня подвели к стене. Посмотрев под ноги, я увидел вырезанные в полу линии двойной пентаграммы. Я оказался положили как раз в одном из центров. Напротив пристроили девочку — всё ещё без сознания.
Эру хлопнул в ладоши — и жрецы исчезли, будто их ветром сдуло.
— Люди ждут моего появления, — светясь от самодовольствия, произнёс мой брат. — Дорогая, — повернулся он к Сиренити, — думаю, время пришло.
— Ещё пять минут, хозяин, — тихо откликнулась девушка, не отрывая взгляда от окна.
Я вздрогнул от этого пустого, равнодушного голоса и Эру усмехнулся.
— Что ж, тогда ещё есть время поговорить. — Он не спеша встал с трона, подошёл ближе. — Что, братец, вижу, ты уже всё понял. Да, напоследок я хочу забрать твою силу. Тогда я останусь единственным демоном в этом мире и смогу изменить его — так, как мне заблагорассудится.
Это я знал и раньше, но… почему единственным?
— Кария…
Брат усмехнулся.
— Сестра мертва. Погибла, сражаясь с каким-то чужеземцем. Я так понимаю, это наша красавица, —
