Кажется до него дошло, что я примерно имею в виду. Лицо вытянулось в изумлении. Мне даже не нужно было заглядывать в его голову, чтобы понять — он теперь мечтает стать гинекологом. Гы. Вот я со смеху помру!
— А что еще тебе кажется у нас диким?
— А-а-а…Э… Давай об этом в другой раз, ладно?
— Тогда чем бы ты хотела заняться? Ждать нам долго.
— У Ветра в библиотеке есть карта, мы как-то уже с ним пробовали…
Лицо Дженнара вытянулось еще больше.
— В общем, есть такой научно доказанный метод — мозговой штурм. Высказываются все, даже самые безумные и бредовые идеи. А потом выбирают зерна из плевел.
— Звучит страшновато. Но я не откажусь испытать что-то из твоего мира.
Ага — ага, наивный мальчик. Это тебе с твоей нежной чуть ли не средневековой психикой еще наши ужастики не показывали. Сразу б стал клиентом отделения шоковой терапии лет на десять. Или вообще морга. А еще есть видеоигры, машины, загазованный воздух, всякие ГМО, передачи новостей, на худой конец. Бедный, несчастный Дженнар!
— А чем закончился ваш..э..штурм? — осторожно поинтересовался Дженнар, пока мы, как два калеки ползли в библиотеку.
— Мы ворвались к герцогу во время приема в честь Великого Князя, побили охрану, я едва не затеяла драку с самим герцогом, встретили моего брата и выяснили, что войны не будет.
Дженнар ошеломленно остановился.
— Знаешь, я очень надеюсь, что в этот раз моему отцу повезет больше.
— То есть, я все-таки могу дать ему в глаз? — как можно радостнее оскалилась я.
В шоке от моей наглости, мужчина замер статуей. Распознав за едва сдерживаемым кашлем сдавленное хихиканье, он покачал головой, не рискуя больше строить предположений. Правильно, — там, где я — логика отсутствует напрочь. Но ведь эффективно, разве нет?
Глава 12
Самое длинное и увлекательное путешествие начинается со слов 'Я знаю короткую дорогу'.
NN
Сидя над картой в течение вот уже четырех часов мы выяснили, что: во-первых, Дженнар ну вообще не о том думает; во-вторых, я думаю совсем не о Дженнаре; и в-третьих — мы оба тупим. Хорошо еще, что слуги время от времени заглядывали в распахнутые настежь двери и напоминали, что пора кушать (обедать, ужинать — не суть важно, главное, что вот она — реальность).
В одеревеневшем мозгу напрочь отказывались селиться хоть какие-то мысли, карта уже казалась набором юного художника, размазанном по столу, а Дженнара я мечтала просто прибить. Чтоб глаза не мозолил.
— Я уже совершенно ничего не соображаю, — угрюмо, в сотый раз за вечер, сообщил Дженнар.
— Угу, — так же 'жизнерадостно' откликнулась я, втыкаясь взглядом в бесконечные стеллажи с книгами.
— Пошли, поужинаем? — снова завел свою шарманку мужчина.
Да уж, сегодня я окончательно убедилась, что у большинства мужчин разум прячется, как правило, в двух меcтах, и один из них — желудок. Где бы яду достать?
— Ну пошли, — я сдалась и с трудом выпихнула тело из уютного кресла, в котором уже почти пустила корни.
Явление калек народу повторилось в обратном порядке, теперь мы ползли в столовую с видом оголодавших упырей, а несчастный дворецкий чуть дуба не дал при виде такой картины.
— И чего нам доказал твой метод? — язвительно поинтересовался Дженнар сквозь отбивную в зубах.
Все свои, чего уж тут стесняться. Особенно после многочасового издевательства над его нежной и трепетной душой.
— Что с тобой каши не сваришь, — вернула я шпильку. — В смысле, толку от тебя, как от козла в огороде.
— А? — округлившиеся глаза и выпадающая изо рта отбивная. Фу, безобразие!
— Никакого, — констатировала я.
— А от Ветра, значит, есть?!
— Значит, есть, раз мы не только сделали выводы, но и оказались правы.
— Алиса, это оскорбительно!
— Не больше, чем разговаривать с набитым ртом!
Обиженное сопение и торопливо отправляемый в желудок ужин. На какое-то время я и сама выпала из реальности, заверяя организм, что я о нем не забыла и мазохизмом не страдаю.
— Что бы ты сказала, если б я действительно умер?! — попытался взять реванш Дженнар.
— Ну и стравили бы Князя с твоим отцом. А потом на пустующее теплое местечко уселся бы кто- нибудь пошустрее и хапал вволю полной ложкой.
— Ага, а Ястреба бы прибили бы в темном переулке! — ядовито добавил он. — Уж наследничку до совершеннолетия далеко, можно не спешить.
— Но для этого надо иметь законный повод. Сомневаюсь, что армия Каллайта сравнима с армией Чаретта.
Зато, если Катарина и мой племянник останутся живы, их вполне можно использовать, чтобы эту самую законность обеспечить.
Не сговариваясь, мы уставились друг на друга. Очень уж правдоподобно получалось.
— Дженнар, ты же не думаешь, что Ветер мог бы…
— Ветру это нужно в последнюю очередь! — отмахнулся мужчина. — Хотя он и был бы идеальной кандидатурой. Думаю, изначально, похожий вариант и планировался.
— Кто настолько влиятелен, чтобы оказаться наследником Каллайта и претендовать на опеку над Катариной в случае смерти Яра?
— Кроме Ветра всего несколько человек.
И это значит, что Ярослав сейчас находится в большой опасности.
Меня прошиб холодный пот. Дженнар, похоже, подумал о том же. Потому как немедленно кривыми скачками вылетел за дверь, чего-то невнятно там орал, потом, успокоенный, вернулся на свое место.
— Не волнуйся, я отправил вести и Ястребу, и магистрам.
— Спасибо.
— Нам остается только ждать.
Ждать. Чего? Хотелось бы мне знать. Думать о смерти единственного родного человека до безумия страшно. Это бесконечная пустота внутри, пустота вокруг, ставшие чужими лица друзей и понимание, что капелька тебя, твоя кровь и плоть — исчезла, стерта по чьей-то беспощадной воле. Яр. Все, что у меня, грубо говоря, есть в этом мире. Моя соломинка для утопающего. Своенравный и требовательный судья по жизни, адвокат, нянька, — мой ненаглядный, единственный и обожаемый братишка.
Ужин в мгновение показался набором ядов, собранных на одном столе. Я выкарабкалась из ловушки столовой, не находя себе места от беспокойства и плохих предчувствий. Спасибо Дженнару, он все понял и не последовал за мной. Понял, что его присутствие будет только нагнетать. И что сейчас со мной рядом должен быть не он.
В гостиной, куда я доползла, распахнула окно, пытаясь не задохнуться от ледяного воздуха, ворвавшегося в комнату. Но и это не охладило вспыхнувших щек и заболевших глаз. А корчащегося в агонии сердца и подавно.
