Насчет делишек. Игорь был рыбаком, от домашних и прочих дел отлынивал, надирался с приятелями, которые звали его для простоты отношений Гошей, надирался в усю-сю, любя в особенности пиво с доброй долей водки, тараньку и соответствующие этим блюдам тары-бары, стучал до полуночи в домино — в общем, вел жизнь самую благоразумную в тогдашних советских условиях. Когда меж приятелей заходил разговор о женах, Гоша глубокомысленно изрекал фразу, за которую его безмерно уважали: 'Иные браки, братцы, заключаются в Преисподней!'. Он ее произносил, поднимая над столом полуобгрызенный остов тараньки, это звучало тостом и мужики дружно сдвигали пивные кружки (в них, напомню ревнителям правил чокания, была изрядная доля водки).
Может быть, у него были и другие делишки, но только я о них ничего не знаю.
Так в этой семье распределились роли, и каждый здесь чувствовал себя на своем месте: она — в роли верховода и безупречного в своем поведении человека, он — в отведенной для него роли дурака, но издалека и часто скручивающего в сторону супруги дулю.
Во время дворовых сцен Клара Моисеевна порой выступала в качестве судьи; муж стоял сзади и чуть сбоку, чтобы его было видно, и во время самых решительных слов жены корчил рожи, сводя на нет серьезность ее выводов, отчего двор покатывался, а она не знала, отчего, и злилась на то, что народ здесь такой тупой, что ее не понимает.
Добавлю: лицо у Клары Моисеевны было жесткое, как у бригадира времен строительства египетских пирамид: ясно было, что возможный ее тогдашний предок рабам спуску не давал, и только благодаря ему и таким, как он, бригадирам, пирамиды поднялись на должную высоту…
— Дядя Миша, — осторожно напомнил я, — мы не забудем про Костю?
— Как можно! — ответил мой собеседник. — О ком бы я ни рассказывал, я вижу его перед собой: синий, беззубый, так и шнырит глазами по сторонам…
Еще один персонаж — дядя Моря. Я вам о нем как-то говорил. Одинокий старик, в чем его всегдашняя беда — ему некому было пожаловаться: на жизнь, на соседей, на болячки. Он выходил на улицу и искал — было видно по глазам — среди прохожих Мессию: дядя Моря первым его узнает, уж Этот-то его поймет… Он сдавал свободную комнату жильцам, именно у него жил студент-фехтовальщик и поэтому дядя Моря тоже играет кое-какую роль в нашем спектакле. Вы его еще услышите.
А вот еще характер. Носитель его — длиннолицый пожилой холостяк с очень редкими полуседыми волосами, всегда аккуратно зачесанными назад, и глубокими морщинами от носа, которые встречаются под подбородком. Он курил сигареты через красивый, с инкрустациями деревянный мундштук и всегда выходил на крики во дворе. Слушал, курил, время от времени произносил: 'Занятно… Занятно…' и потом прятался в своей комнатушке с давно небеленными стенами. Дома у него были одни и те же книги, которые он без конца перечитывал.
Была тетя Аня с красными, как помидор, щеками, Костина мама, но у нее впереди такой монолог, что я о ней больше не скажу сейчас ни слова.
А теперь, когда все представлены, вообразите себе, что вы сидите в зрительном зале, а на сцене — одесский дворик в его натуральном виде: все актеры в сборе, одеты соответственно, то есть кто как; посреди дворика, возле водопроводной колонки, стоят милиционер с фехтовальным костюмом в руках и поникший алкаш Костя. Время — к вечеру.
Милиционер. Вот вам ваш красавчик, делайте с ним что хотите, хоть берите на руки, хоть на поруки. Нам он сто лет не нужен. Осточертело с ним вожжаться!
Кладет на колонку белый костюм и уходит.
Двор рассматривает Костю. Двор откашливается и закуривает. Студент подходит к водопроводу, берет свой костюм и рассматривает.
Студент Гера. Мой… Только вчера постирал. Я его у дверей повесил. Завтра в восемь у меня соревнования…
Дядя Моря. Это правда, у дверей. Разве в моей комнате можно что-нибудь высушить? Если в ней что- то сохнет, так это только я…
Клара Моисеевна. Кха, кха!
Игорь, ее муж (трагическим шепотом, по-Лировски воздевая руки). Костик, неужли ты?! И как ты мог?!
Полли (в модном халатике, с сигаретой, в бигудях). Гера, ты шпажист или саблист? Мне больше нравятся шпажисты.
Гера. Я шпажист. Мастер спорта.
Полли. Класс! Приду как-нибудь на тебя посмотреть.
Костя (сплевывая, после чего приосанивается). Видали мы таких мастеров…
Клара Моисеевна. Я думаю, товарищи…
Тетя Аня (вбегая во двор с улицы, где наверняка успела поговорить с только что вышедшим милиционером, сразу устремляется к Косте). А ты чего тут стоишь? А? Опять они (обводит взглядом двор) на тебя? Иди домой, иди, я сама с ними разберусь!
Подталкивает сына, он скрывается в своей двери и больше не выходит. Женщина упирает руки в крутые бока и устремляет огненный взор на студента. Речь ее зажигательна, она обращена и ко двору, и время от времени к небесам, куда тетя Аня взбрасывает толстые руки, загорелые по локоть. Ее монолог, по правилам драматургии, должен завершить спектакль и отпустить публику по домам в глубоком раздумьи о человеческих судьбах.
Вы только гляньте на этого щенка! (Тетя Аня негодует так, что усомниться в ее правоте невозможно). Студент! Чему его там учат! И он после всего говорит, что мой Костик украл у него спортивное барахло! У него язык поворачивается сказать такие слова! Да как тебе не стыдно! (Снова испепеляющий взор). Чтобы мой Костя!.. Да его здесь все знают с пеленок!..
Студент вытаращивает глаза.
Клара Моисеевна. Я думаю, товарищи…
Тетя Аня (не обращает на нее внимания и продолжает, распаляясь все больше). Я вам скажу, как было дело. Этот студент и есть пьяница — я что, не видела, каким он приходит домой поздно вечером? Он приползает на карачках! Пьяный в зюзю! А что было с этими белыми штанами? Его, видать, уже знают на Привозе, так он упросил их продать моего Костиньку! А тот — вы же знаете Костю с малых лет — он никому не может отказать, взял да и понес. Добрая душа! (Всхлипывает). Костя, ты меня слышишь? Плачь вместе со мной, что на свете водятся такие люди, как этот студент!
Дверь в Костину комнату приоткрывается и тут же закрывается: видимо, Костя таким образом показал всем, что он тоже плачет.
Тетя Аня (чуть не рыдая и угрожая небесам). А потом этот прохиндей говорит, что это Костя украл костюм! Ты сам у себя украл и свалил все на Костю! Вот ведь до чего дошло — сами у себя воруют! Сами у себя — вот до чего дошло!..
Голова и руки у тети Ани бессильно опускаются; двор, хоть и поднаторел в слушании защитных речей, благодаря которым он и выжил и жил, внимательно ее слушает и следит за всем, что с ней происходит. Двор искренне заинтригован поворотами тетианиной мысли. А женщина уже устремляет красный, как морковка, палец на студента, она продолжает.
У тебя трубы горят после вчерашнего, вот что! Ты после вчерашнего ничего не соображаешь! Нет, вы только гляньте на него, гляньте!
Студент Гера (он и в самом деле выглядит плохо: монологом он раздавлен, уничтожен, лишен опоры). Я мастер спорта… У меня завтра соревнования…
Полли (уже полна недоверия). Гера, ты говорил, что ты шпажист…
Тетя Аня. Шантажист он, а не шпажист! Мастер спонта! По литрболу у него соревнования, уж я-то это знаю, уж мне-то вы можете верить!
Холостяк с мундштуком. (с удовольствием потягивая табак). Занятно… Очччень занятно… Это право же… (длинные его вертикальные морщины отправляются в долгое путешествие к ушам).
Полли (негодующе, уходя). Это какой-то кошмар! Нет, я ничего подобного никогда не слышала! Я ничего не понимаю! Прямо не двор, а дурдом!
Тетя Аня (она почувствовала, что довела, кажется, дело до конца и снова обратилась к раздавленному ею мастеру спорта по шпаге). Вот что я тебе скажу, студент! Убирался бы ты с нашего двора
