— Ох, какой нудный. Вам что — разжевать и в рот положить? Неужели не ясно? Ну, забрали его... Я ждала, ждала... не дождалась. А потом, когда попыталась узнать: за что, почему, — мне сказали: ваш муж — японский шпион. Смешно, правда? Смешно?
Лейтенант побледнел. Он ничего не ответил.
— Вот и все, — сказала мама. — Или вам еще что-нибудь не ясно? Если не ясно, я еще могу объяснить.
Лейтенант отрицательно покачал головой.
— Вот и хорошо. А теперь — отвяжитесь от меня. На вашу кислую физиономию смотреть противно! — и она крикнула: — Слышите? Уходите!
Лейтенант молча кивнул, встал и пошел прочь. Мальчик посмотрел на маму и заплакал.
— Замолчи! — строго сказала мама. — Не смей реветь. Нам с тобой нечего стыдиться. Пусть все уходят. Пусть все молчат. Пусть. Слышишь? Во всех анкетах, всегда и везде — слышишь? — и в школе, и потом, позже, — всегда пиши и говори: мой папа — японский шпион! Я тебе приказываю!
— Да, да, да, — всхлипывая, сказал мальчик.
Лейтенант вернулся.
— Я так не могу, — и он зажмурил глаза, а потом наморщил лоб и тихо повторил: — Я так не могу. Я буду думать о вас. Я не могу. Говорите, что хотите. Не могу уйти, ноги не идут...
— Чего вам надо? — рассердилась мама. — Чего вы хотите?
— Ничего. Я ничего не хочу для себя. Мне просто хочется быть возле вас... понимаете? Мне ничего от вас не надо.
— Это вы сейчас так говорите, — усмехнулась мама. — А два-три дня пройдет — и скажете: надо. Постыдились бы!..
И вдруг мама замолчала, замерла и испуганно посмотрела на лейтенанта.
— Что с вами? — сказала она. — Ну, что вы, ей-богу... не надо, не обижайтесь. Простите меня.
И мама прикоснулась кончиком указательного пальца к щеке лейтенанта. А он — прикрыл глаза.
— Вы представить не можете, — прошептал он, — вы даже не догадываетесь — какая во мне жалость к вам...
— И во мне... — кивнула мама. — Я вас понимаю.
— Правда? Правда? — обрадовался он. — Ведь должен же я быть возле кого-то!.. правильно? Я не хочу быть один. А вы — такая хорошая!
— Да ну, перестаньте, — растерянно пробормотала мама, а потом рассмеялась. — Послушайте, вас не смущает то обстоятельство, что я — вдова шпиона?
— Даже — вдова?.. — прошептал лейтенант, и лицо его скривилось от боли.
— Ну что вы, что вы?.. опять вы... да что же вы, в самом деле!
Мальчик смотрел на них с любопытством. Он не все понимал, но старался все запомнить.
ДОКТОР КАСАТКИН
Доктор Касаткин жил в комнате гостиничного типа. Он лет двадцать работал в туберкулезном диспансере, семьи не имел, был одинок, плешив. Взгляд его серых глаз был пуст и скучен. В кино и театры он не ходил, по бульварам и набережным не гулял, а все свободное время проводил дома.
В один из таких вечеров постучали в дверь. Касаткин открыл — и увидел перед собой двух мальчиков и одну девочку среднего школьного возраста.
— Здрасьте, — сказала девочка. — Вы — Касаткин? Илья Семеныч, да?
— Да... а что случилось?
— Вы позволите нам зайти?
— А зачем? — смутился Касаткин.
— Мы вам все сейчас объясним, — сказала девочка, смело проходя в комнату, а робкие мальчики — следом за ней.
В комнате были кровать, стол и один-единственный стул.
— Садитесь на кровать, — пригласил Касаткин, а сам сел на стул.
Было душно, потому что Касаткин часто курил и редко открывал форточку. На столе стояла бутылка вина «Южного», стакан и лежали два пряника.
Один из мальчиков достал блокнот.
— Мы вас искали, искали! И вот нашли, — радостно сказала девочка.
— А зачем? — испугался Касаткин.
— Понимаете, мы — красные следопыты. Мы ищем забытых и потерявшихся героев, — объяснила девочка. — Мы ищем героев, которые иногда сами не знают, что они герои... Вот скажите — где ваш орден?
— Какой орден? — еще более испугался Касаткин.
Девочка рассмеялась. И мальчики рассмеялись. Дети смеялись от радости, потому что очень приятно являться к пожилому человеку с таким потрясающим сюрпризом.
— Вот видите! Вы даже не знаете, что в сорок третьем году вас наградили!.. — восторженно произнесла девочка, и ямочки заиграли на ее щеках. — А ведь был специальный Указ Президиума Верховного Совета... У нас есть эта газета, где про вас написано. Неужели вы не читали?
— Не читал... — прошептал Касаткин. Он покачал головой и вдруг торопливо забормотал: — Девочка, девочка! Ты ошибаешься, это не про меня, я не мог, я в сорок третьем году был в госпитале, это другой...
Девочка достала из портфеля газету «Известия» за сорок третий год, осторожно ее развернула — и доказала Касаткину, что он и впрямь герой. Особенно подчеркнула детским своим ноготком: «...за мужество и героизм, проявленные в боях под Сталинградом...» — а дальше шел перечень награжденных, и в том числе Илья Семенович Касаткин, военный врач, капитан медицинской службы.
— Вы знаете, дети, а я ведь ничего не помню... — смущенно произнес Касаткин, вертя в руках пожелтевшую газету. — Я был контужен, обгорел... и документы мои все сгорели... Знаю только, подобрали меня в каком-то подвале. А вот что было до этого, ну, во время самого боя, не помню... хоть убей, не помню!
— Это здорово! — воскликнула девочка. — Все ваши товарищи, вероятно, решили, что вы погибли... а вы живой. И мы вас нашли!
— А зачем? — растерянно спросил Касаткин.
Когда началась война, Касаткин перешел на третий курс медицинского института. Он был молод и счастлив, кудряв и ясноглаз, и была у него жена по имени Надя.
Занятия на третьем курсе шли по уплотненной программе, а весной сорок второго Касаткин был призван.
Прощаясь с ним на вокзале, Надя рыдала и трижды падала в обморок.
Десантную группу, в составе которой был Касаткин, сбросили в немецком тылу. Вероятно, немцев известили о десанте. Парашютистов расстреливали в воздухе, спасся один Касаткин — его отнесло в сторону.
Пробравшись к своим, он вскоре оказался под Сталинградом и служил там хирургом в медсанбате.
Позднее, вспоминая военные годы, Касаткин ярко и подробно видел лица своих товарищей, бесконечные операции, перевязки, жестокие бои, в которых хоть и косвенно, но пришлось принимать участие. Но подробностей последнего боя он вспомнить Никак не мог, потому что был тяжело контужен. Почти полтора года мотался по госпиталям, и знать не знал, что совершил какой-то там геройский поступок и был представлен к правительственной награде. Газета с Указом не попалась на глаза ни ему, ни жене.
Из госпиталя Касаткина демобилизовали, он приехал к жене, но прожил с ней недолго... Надя его разлюбила... не сразу, но — наотрез. Сказала, что стал он скучный и вялый. И была права. Если она, бывало, просила его рассказать о войне, он косился на шкаф, где висел его пиджак с двумя медалями на лацкане, и отговаривался вяло: «Какая там в медсанбате война?.. Там — грязная работа. Только кровь,
